Помню, на заре новейшего времени, когда нашему человеку наконец-то разрешили выезжать в Европу, появился такой забавный анекдот. Как один наш соотечественник в каком-то тамошнем кафе выдавал себя за настоящего европейца, а официанты всякий раз выводили его на чистую воду. И куда бы он ни пришёл, и на каком бы языке ни заговорил, те безошибочно угадывали в нём россиянина. Бедняга всю голову сломал, в чём причина, а хитрость заключалась в ложечке, которую ему подавали вместе с чашечкой кофе. То он ею, размешивая сахар, слишком громко гремел, то пил кофе, не вынимая ложечку из чашки, и, в конце концов, по старой советской привычке сунул её в нагрудный карман пиджака.
Слушая эту забавную историю и весело потешаясь над незадачливым земляком, я и подумать не мог, что придёт время и мне самому придётся стать героем похожего анекдота.
А дело было так. Будучи в Черногории мы поехали посмотреть старинный приморский городок Будву. Городок действительно очень интересный, тем более для меня, впервые выехавшего за пределы отечества. Узкие улочки, множество ресторанчиков и магазинов. И толпы туристов, причём из самых разных стран. Продавцы в лавочках настоящие полиглоты, иначе ничего не продашь. При нас водитель автобуса вёл разговор с пассажирами минимум на пяти языках.
Хожу, разглядываю витрины, захожу в эти магазинчики. Всё так необычно и очень интересно.
— Чем вам помочь, что вы хотите купить? — это ко мне обращается девочка в лавке.
Как удобно отдыхать в стране, где многим знаком наш язык! Ведь сербы говорят очень быстро и непонятно, во всяком случае, за две недели, проведённые мною в Черногории, даже специально вслушиваясь в их речь, так ни разу и не понял, о чём они говорили между собой.
Потом я снова заходил в другие лавочки. И снова продавцы заговаривали со мною по-русски. И мне это нравилось до тех пор, пока наконец не задался вопросом:
— Стоп, а ведь это не я, это они первыми заговаривают со мною по-русски. У меня что, на лице написано, что я из России?
И во мне заговорил экспериментатор. Захожу в очередной магазинчик и произношу пару простеньких фраз на английском, на что в ответ девушка на ломаном русском поспешила предупредить:
— Пожалуйста, говорите по-русски. Я понимаю.
Вот это задело. Как они узнают? Где то характерное звено, на котором в такой степени отражается место моей прописки, что даже английский не берётся в расчёт? Полюбовался на своё отражение в витрине, — совершенно не похож, — у меня русской крови всего на четверть, как же они меня вычисляют?
Недалеко от городских ворот останавливается большой туристический автобус, и из него появляется несколько десятков людей непонятной национальной принадлежности. Все, как один, приблизительно моего роста с непроницаемыми каменными лицами. Не говоря ни слова, они построились парами, словно дети из старшей группы детского сада, и попингвинили в ворота. Забавно было наблюдать за ними, а потом меня осенило: — Это же то, что надо, это же самые что ни наесть иностранные иностранцы, у нас таких нет. Смешаюсь с ними и зайду в лавочку, тогда меня точно никто не опознает. Пристроился за группой, сделал такое же выражение лица и попингвинил им вслед.
Заходим вместе поглазеть на серебряные безделушки, словно попугай, повторяю их движения, так же оценивающе поджимаю губы и киваю головой. Смотрю, клюёт девочка, начинает заговаривать с моими «пингвинами» на английском, потом смотрит в мою сторону, улыбается и произносит всё ту же сакраментальную фразу: — Я понимаю по-русски.
Всё, это было полное и безоговорочное поражение, после которого больше не хотелось экспериментировать. Но всё же, где, из какого кармана выглядывает моя «ложечка»!?
— Девушка, — спрашиваю хозяйку, — скажите, как вы догадались, что я русский?
Она улыбается:
— Нет ничего проще, у вас на груди крестик, а их носят только русские.
Так я узнал, что мы относимся к числу последних крестоносцев. Потом специально на пляже обращал внимание на сербов, отдыхали рядом с нами и румыны, действительно, нет на них крестов. И в Болгарии то же самое. Кто-то носит на запястье некое подобие чёток, или браслеты с изображением святых, но ни на ком не видел креста. Правда, я ещё не был в Греции и не могу сказать, как у них там обстоят дела с этим вопросом.
Интересно, это они с себя сняли кресты, а мы продолжаем носить, или мы одни их только и носили и носим, в отличие от всех остальных? Если посмотреть чинопоследование самого таинства крещения, в нём нигде не говорится, что на крещаемого надевается нательный крестик. Крещальные одежды — да, но про крест ничего. Получается, что ношение креста — наша древнейшая русская традиция?
Человек, принимая крещение, вступает на путь крестоношения в прямом и переносном смысле. У нас снять с себя крест, значит отречься от Христа. Путь предательства начинается с того, что человек добровольно снимает крест. Всё очень логично: сперва ты отказываешься от своей веры, а потом принимаешь веру чужую со всеми вытекающими последствиями.