Когда северные страны проводили собственную политику, как Швеция при Густаве-Адольфе и Карле XII, они опирались на почву, подготовленную Реформацией в Германии. С тех пор как Петр Великий сделал европейской страной Россию, некогда основанную варягами, история России связана с идеей Империи и без этой идеи не имеет смысла: революция 1917 года в этом отношении ничего не изменила. История Испании, с тех пор как там воцарилась династия Габсбургов, также стала неразрывно связана с судьбой Священной Римской империи германской нации. Наконец, объединение Италии в XIX веке совпало с основанием Империи Бисмарка.
Здесь мы имеем дело с внутренним побуждением, которое не зависит от рациональной воли участников исторического процесса.
Например, Швейцария, основанная алеманами, отделилась от Империи и стала независимой. Ее независимости ничто не угрожает, тем не менее, там все сильней антинемецкие настроения – то ли от страха, то ли от угрызений совести. И во всех соседних странах ситуация и умонастроения такие же, независимо от того, германского происхождения их народы или нет: их существование и судьба по-прежнему связаны с судьбой Империи. Бессильная Империя для них опасней, чем сильная. Но они стали аполитичными странами без истории, это привески и баржи великой истории, которая воплощается в судьбе Империи. Они выступают против Империи, потому что она несет с собой творческое беспокойство, угрожая их буржуазному покою, уюту и прибылям. Выступая против Империи, они выступают против истории и судьбы вообще, как будто мир создан их буржуазно-пацифистским разумом. У них отсутствует сознание того, что от Империи зависит их бытие или небытие, их свобода. Экзистенциально они живут благодаря Империи, сознательно – враждебны ей. Отсюда их страх перед жизнью, отсюда их бегство от политики и истории в так называемую культуру (как у Я. Буркхардта), от активной деятельности – в теологию «надлома» и философию «отверженности» человека, от Империи – к прибылям, бегство в нейтралитет той птицы, которая прячет голову в песок и думает, что спаслась от действительности.
Германский характер определял миссию германцев, Империю как форму их существования, вне которой – только растительное существование, бессилие и бессильная ненависть, ненависть маргиналов, оторвавшихся от своих корней, их слабость и презрение к самим себе по причине невыполнения своей миссии. На этой почве развивается ненависть к Империи и к немцам, создателям Европы. Этим определяется и политика Англии, германская кровь которой испорчена чужеродными примесями. Уже Бенвиль не причислял англичан к германским народам. Англичане и сами не знают, причислять себя к ним или нет. И получается лишь карикатура на самобытность, когда швейцарские немцы предпочитают вести свое происхождение не от алеманов, а от племен свайных построек.
Призвание к созданию Империи и к выполнению в истории миссии народа господ возникло на древнегерманской расовой основе. Большая часть германской крови исчезла, большая часть выродилась. Немцы сегодня – единственные носители сознания германской миссии, т. е. единственные германцы с призванием к созданию Империи, т. е. к мировой политике и мировой истории, к избавлению выродившегося и прогнившего мира.
На одной и той же расовой основе все германские народы создали один и тот же человеческий идеал, одну и ту же шкалу ценностей, что и расово близкие им греки и римляне. У всех германцев было призвание к созданию Империи, к большой политике, к историческому творчеству. Как франкам удалось стать созидателями великой Империи? Они были первыми германцами, которые приняли христианство в католической форме, и папская церковь передала им римское культурное наследие. Подчинив Галлию, они заложили основы Империи, прочной благодаря поддержке франков, оставшихся на Рейне и Майне. Там оставался национальный центр тяжести Империи, тогда как политический частично переместился в Галлию. В этом заключалось отличие от других германских государственных образований эпохи Великого переселения народов: основавшие их племена были завоевателями чужих земель, оторванными от родины и быстро выродившимися на чужой почве.