Вся жизнь натянута между двумя полюсами, иррациональными инстинктами и рациональной формой. Между этими полюсами, стремясь одолеть инстинкты формой, движется мысль и воля Платона. Уходя своими корнями в иррациональные инстинкты, дионисический экстаз, ритмические искусства одарены мощной, волшебной силой движения. Это волшебство может быть благотворным, но оно таит в себе и большую опасность разрушения, если оно не направляется в самих этих искусствах аполлоновской формирующей силой и рациональной, аполлоновской властью государства, основанной на ценностях истины, добра и красоты. Поставить волшебную силу дионисизма на службу своим целям – такова главная воспитательная задача государства. «Я утверждаю, что хоры всех трёх разновидностей вносят в юные и ещё нежные души все благородные чувства и словно очаровывают их». «Старые и молодые, свободные и рабы, мужчины и женщины и всё государство всему государству, должны непрерывно напевать друг другу эти чувства как магические формулы в самых разнообразных формах так, чтобы они никогда не насытились этими песнями и всегда пели их с радостью». Здесь Аполлон дважды противостоит Дионису: сначала как вождь муз, который укладывает экстатическую суть ритмических искусств в строгие и праздничные формы, а затем как властитель государства, который ставит себе на службу эти укрощенные ритмические искусства как средство воспитания и формирования человека.
4) Говоря о дионисически-аполлоновской полярности, Платон затронул глубочайшую тайну воспитания вообще. Любому воспитанию присуща одна и та же противоположность: с одной стороны, нужно развивать способности, а с другой – теми же средствами ограничивать их. Поэтому Дионис и Аполлон вместе покровительствуют воспитанию и ритмическим искусствам. В «Законах» говорится: «Исцеление от вакхического безумия достигается с помощью движения посреди вакхических танцев и вакхической музыки». Но это противоядие кратковременного действия. Спасает от оргиазма Аполлон своим законом формы: он поднял греков до своей культурной высоты и так же поднимали детей до высот эллинского образования. Между возбуждением и формой, между подвижностью и покоем, между динамикой жизни и статикой вечных прообразов, неизменный порядок которых воплощается в государстве, заключена вся философия Платона: принцип ритмических искусств и всего воспитания он основывает на том, что «внешнее движение подавляет внутренний страх и безумие и возвращает в душу покой».
Дети должны постоянно находиться в движении. Рекомендации Платона напоминают обычаи тех негритянских племён, в которых матери носят детей в мешках за спиной, и дети повторяют все движения матери во время работы и танцев, впитывая их ритмы. Особенно ценны ритмические движения, к которым потом добавляется пение: они возбуждают и одновременно успокаивают. В этом тайна ритмических искусств и их воспитательного воздействия. Дионисическая инстинктивность соединяется в них с аполлоновской формирующей силой.
Платон обосновывает значение ритмических искусств свойствами души. Дионисическое возбуждение выражается в ритмическом движении, которое передается другим душам, увлекает и соединяет их. Ритм это движение и закон одновременно. Ритм, закон и форма – аполлоновские силы, которые обуздывают дионисические, демонические, экстатические силы. Благодаря ритмическим искусствам волшебные искры перескакивают от одной души к другой.
«Боги, сжалившись над человеческим родом, рожденным для трудов, дали ему праздники не только для отдыха, но дали также Муз с Аполлоном и Диониса в качестве участников этих праздников, чтобы люди в присутствии этих богов по крайней мере научились воспитанию как в древние времена… Эти же боги дали нам чувство ритма и гармонии… Так что наше первое воспитание исходит от Муз и Аполлона. Тот, кто не умеет танцевать в хороводе, – невоспитанный человек».
Когда Дионис заканчивает своё стимулирующее действие, вступает в дело законодатель Аполлон.
Хоровод – зародыш обновляющегося в каждом поколении государства, потому что это не беспорядочное сборище людей. Хороводы разделены по возрастным классам. Эта система дополняет государство со стороны ритмических искусств.
5) Платон определяет смысл искусства как «подражание»: оно хорошо тогда, когда подражает хорошему. Но Платон перенёс понятие подражания в высшие сферы, где оно обретает иной смысл. Кому подражал Эсхил в «Орестее»? Фидий в статуе Зевса Олимпийского? Строители храмов? Высший вид подражания это творческое изображение потусторонних прообразов, вечно покоящихся в себе идей. Так вечное проникает в мир и жизнь.