Преодоление невозможного

На следующий день я узнал, что со мной отправляют в лагерь ещё одного пленного, Золотарёва Петра. Я удивился, что он жив и в состоянии на своих ногах добраться до лагеря. Пётр несколько раз пытался бежать, но безуспешно. Пытался и я, как и некоторые другие, но не получалось. А потом пришёл к выводу, что это безрассудство. Бежать-то некуда: если к своим, то надо прошагать всю Германию, если во Францию, то впереди Рейн и оборонительные укрепления. Да и на местности плохо ориентировались. Но нельзя утверждать, что во Францию не бежали. Несомненно, пленные бежали. Но из каких лагерей, из каких мест, не могу сказать. Хорошо помню, как в 1945 году, в июне или июле, в Дюссельдорф из Франции прибыла группа советских военнопленных, участвовавших в сражениях с немцами в Сопротивлении на территории Франции.

Всё-таки однажды Пётр убежал. Где-то дня три блуждал. Но его поймали и привели назад, на шахту. Беглеца пороли все – поляк-полицай, русские полицаи и немецкие солдаты. Избили так, что встать он не мог. Если бы так били другого пленного, тот бы очень быстро отдал концы. Петро имел крепкое телосложение и поэтому остался жив. Его полумёртвого на носилках отнесли в санчасть, где он пролежал целый месяц. После выздоровления несчастного снова погнали на шахту. Через несколько дней он отказался идти на работу. Петра опять выпороли, и снова санчасть. Попросился на комиссию, и его выписали в лагерь (этому способствовала ещё большая рана на ноге).

Хемер

Опять мы прибыли в Хемер, в лагерь военнопленных. Более полутора лет не был здесь, работал на шахте. Особых изменений не заметно, порядки те же, что и раньше, только стало, как мне показалось, более оживлённо.

Сюда прибыло много итальянских военнопленных. Немцы относились к ним почти так же, как к советским, но иногда демонстративно злобствовали, называли предателями этих «итальяно». Хотя в чем они виноваты? Муссолини вел антинародную политику, и итальянцы повернули оружие против Муссолини и Гитлера. Наши ребята звали их просто «итальяно», как и немцы, а некоторые иронично величали «муссолини».

Среди них тоже появились полицаи. Они, как и наши, верно служили немцам. К «великосветскому» обществу относились музыканты и артисты, которых было очень много. Немцы выбирали самых лучших. Итальянцы – народ музыкальный и поющий, чуть ли не каждый из них красиво пел. Однажды я изумился, увидев человек двадцать итальянцев, без руководителя и дирижера, исполнявших современные итальянские и немецкие песни. Пели они слаженно, красиво и без всякой подготовки. Немцы любили послушать итальянскую музыку и песни. Поэтому они нет-нет и заставляли итальянцев петь и играть. Мы, несмотря на постоянный голод, тоже были не прочь насладиться прекрасными голосами. Конечно, итальянцы могли петь, потому что они были крепче нас и ещё не дошли до такой степени истощения, до какой довели нас.

В лагере шла бойкая торговля хлебом, маргарином, сахаром, махоркой, табаком, сигаретами, одеждой и другими вещами. Денег, разумеется, в обращении не было (хотя у некоторых они имелись, особенно у полицаев). Кое-кому удавалось принести с места работы на близлежащих фермах сахарную и кормовую свёклу, картофель, брюкву. Кого только в лагере не было: рабочие, колхозники, слесари, монтёры, каменщики, маляры и штукатуры; учителя, инженеры и даже кандидаты и доктора наук. Большинство пленных здесь чувствовали себя лучше и намного крепче нас. Видимо, они недавно попали в плен или же находились на сельскохозяйственных работах. Здесь формировали команды и отправляли на заводы и шахты. Чтобы не ехать на работу, Пётр смазывал рану серной кислотой, добытой ещё на шахте Беккеверт. Но я не решился это сделать.

В свободное время, если было настроение и силы, пленные собирались в группы и беседовали на различные темы: о питании, о политике, о положении на фронтах, сведения о котором просачивались от новых пленных и немцев. Но с чего бы ни начали беседу, разговор незаметно переходил на еду. О каких только блюдах ни говорили!

– А вот моя мама такие вкусные пельмени готовила, – начинал кто-нибудь. И с мельчайшими подробностями рассказывал, как мать готовила пельмени.

– А моя жена, – начинал другой, – такие вкусные вареники делает, что пальчики оближешь.

– Моя сестра очень хорошо готовит, особенно нравится мне, как она чахохбили делает.

– Дайте мне барашку, – запевал третий, – я такой шашлык поджарю, что никто другой не сумеет.

И так бесконечные ежедневные разговоры о еде. Они как внезапно возникали, так внезапно и гасли. Особенно часто говорили о еде в Хаммерштайне.

Эссен

В Хемере подготовили большую партию пленных, куда попал я, и отправили в Эссен. Там те же бараки, те же вши и блохи, те же порядки, и избыток полицаев. Из лагеря пленных посылали на заводы Круппа и другие предприятия.

Я попал на завод Круппа, где производили танки «Тигр». Немцы очень хвастались этими танками, особенно в начале войны. Но наши танки превосходили их по своей мощности, маневренности, скорости и способности оптимально поражать противника.