Препятствие для Богини

Я покачала головой. Важно было не то, чего он заслуживал, а то, кого хотел. И я понимала, что не меня. — Ужасным стало утро после. Когда Генри понял, что случилось, он взбесился. Запаниковал. — Увидев озадаченное лицо Персефоны, я пояснила: — Он извинился и ушел, и после этого я не видела его несколько дней. Он вернулся только потому что меня убила Каллиопа. Отправился за мной в Подземный мир.

Персефона поморщилась, и тихим голосом произнесла: — Нет, это не так.

— Что не так?

— Он вернулся не только поэтому. — Она вздохнула. — После завершения бракосочетания, я просто… впала в панику. — Девушка поморщилась. — Не прошло и двенадцати часов, а я уже побежала к матери. Она уговорила меня вернуться и дать ему шанс, и, должно быть, что-то сказала и Аиду, потому что он больше не пытался ко мне прикоснуться. Я спала в отдельной комнате, и он больше никогда ни на чем не настаивал.

По ту сторону костра Ава и Джеймс затихли. — Мне жаль, — сказала я. — Ты не должна была быть с Генри, если не хотела.

Вот почему Джеймс так настаивал на том, чтобы я осознала, что вольна уйти, если не хотела оставаться. Он уже объяснил, что дело в истории Персефоны, но услышав это от нее, все кусочки пазла стали на свои места. Как и год назад, Джеймс защищал меня как мог. Тогда я подумала, что провалила испытание, и попыталась покинуть поместье Эдем, желая увидеть свою мать до того, как она умрет. Но Генри отговорил меня. Джеймс не знал, что я решила остаться по собственной воле, и показал, что это важно для него даже ценой своего прикрытия.

— Я была молода, — сказала Персефона. — Думала, что сразу полюбим друг друга. Я впервые оказалась далеко от матери, и не знала, чего ожидать. Еще и нагнетало отсутствие солнца в Подземном мире. К сожалению, в этот водоворот попали мы оба. — Девушка с сожалением покачала головой. — Я никогда не давала ему шанса. Он так старался… Ты не поверишь на что он шел, чтобы осчастливить меня. Но мне было мало. Его было мало.

Уже стемнело. Огни карнавала и потухающий костер были единственными источниками света; снова взглянув на Персефону, я едва ли видела ее лицо. — Он все равно любил тебя, — сказала я. — И любит до сих пор, больше всего на свете.

— Я больше в этом не уверена. — Персефона выпрямилась и посмотрела на небо. Я проследила за ее взглядом, и когда глаза привыкли к темноте, увидела, что звезды расположились в непривычном для них порядке.

— Ты сказала, что он отправился за тобой в Подземный мир. Ты точно умерла?

Я кивнула. — Была ночь, я сидела в том парке, куда мы с мамой приходили еще в родном городе. Она обменяла свою жизнь на мою.

— Свою смертную жизнь, — поправила я. — Ее тело все равно умирало.

— Это не важно, — возразила Персефона. — Ему не разрешено это делать. Я повидала несколько исключений, пока правила, но даже они имели массу оговорок, которые запрещали возвращаться на поверхность. Ради спасения твоей жизни он нарушил все, за что боролся с самого рассвета человечества.

Джеймс прочистил горло. — Она верно говорит, Кейт. Он не должен был тебя спасать.

Но сделал это. Улыбаясь, я обняла себя руками, ощутив холодный ночной воздух. Я не знала, входило ли это в категорию романтических жестов, но была почти уверена, что это значило так же много, как и подарок в виде щенка.

— Можешь рассказать, как мне контролировать видения? — спросила я Персефону, почувствовав облегчение, которое не давалось мне с момента прибытия в Подземный мир. Даже если мое спасение стоило Генри лишь собственных правил и гордости, Персефона считала это весомым поступком, который значил для меня больше, чем должен был. Я была уверена, что он сделал бы для нее то же самое, но этого не произошло. Я все-таки имела хоть что-то, чего не было у сестры.

— Это просто, — ответила она, пожав плечами. — Тебе лишь нужно сосредоточиться на том, где хочешь оказаться или кого хочешь найти.

— Ты можешь находить людей? — удивленно спросила я. Девушка кивнула.

— Ты делаешь это, когда думаешь о Генри. Потребуется практика, но в итоге с каждым разом будет легче. Попробуй, — предложила она. — Подумай о том, кого хочешь увидеть, и погрузись в эти мысли.

Со слов Персефоны все звучало легко, но я понятия не имела, как же происходит это погружение. Лелея мысль о том, что ради меня Генри нарушил правила, я закрыла глаза и представила его лицо…

Ничего не вышло.

— Не получается, — сказала я.

— Расслабься, — объяснила Персефона. — Нужно время.

Мне казалось, что ничего не получится. Я снова и снова пыталась, пока не иссякла вся прежняя радость, оставив после себя лишь удручающую нехватку самооценки. От усердий начала болеть голова, и чем больше Персефона давила на меня, тем больше испарялась моя уверенность в том, что все получится.

Несколько минут спустя Персефона сказала: — Поначалу тебе придется стараться. — Ничего более обнадеживающего я от нее не слышала. — Потому что раньше у тебя не было способностей.