Преподобный Амвросий Оптинский

А в скитской летописи сказано, что 8 мая 1852 года, на праздник Вознесения Господня, старец Макарий, по случаю своего близкого отъезда в Москву (вследствие приглашения его Высокопреосвященным митрополитом Московским Филаретом, который коротко знал старца и любил искренно отеческой любовью), пригласил всех скитских братий к себе на чай, причем объявил, что в отсутствие свое поручает смотрение за порядком иеромонаху Пафнутию, а назидание духовное иеромонаху Амвросию.

Поступивший в 1854 году в Оптину пустынь вышеупомянутый достопочтеннейший отец игумен Марк (теперь живущий здесь на покое) также говорит, что старец Макарий в то время благословил ему обращаться с откровением помыслов к отцу Амвросию. Прекрасно рисует отец игумен Марк теперешнее положение своего старца иеромонаха Амвросия и свое к нему духовное отношение. «Сколько мог я заметить, — говорит он, — отец Амвросий жил в это время в полном безмолвии. Ходил я к нему почти ежедневно для откровения помыслов и всегда почти заставал его за чтением святоотеческих книг; если же не заставал его в келье, то это значило, что он находится у старца Макария, которому помогал в переписке с относившимися к старцу за духовными советами, или трудился над переводами святоотеческих книг. Иногда же я заставал его лежащим на кровати и слезящим, но всегда сдержанно и едва приметно. Мне казалось, что старец Амвросий всегда ходил пред Богом, или как бы ощущал присутствие Божие, по слову псалмопевца: Предзрех Господа предо мною выну (Пс. 15, 8); а потому все, что ни делал, старался Господа ради и в угодность Господу творить. Через сие он всегда был сетованен, боясь, как бы чем не оскорбить Господа, что отражалось и на лице его. Видя такую сосредоточенность своего старца, я в присутствии его всегда был в трепетном благоговении. Да иначе мне и нельзя было быть. Ставшему мне, по обыкновению, пред ним на колена и получившему благословение, он, бывало, весьма тихо сделает вопрос: “Что скажешь, братец, хорошенького!” Озадаченный его сосредоточенностью и благоумилением, я, бывало, скажу: “Простите Господа ради, батюшка, может быть, я не вовремя пришел”. “Нет, — скажет старец, — говори нужное, но вкратце”. И, выслушав меня со вниманием, преподаст полезное наставление с благословением и отпустит с любовью. Наставления же он преподавал не от своего мудрования и рассуждения, хотя и богат был духовным разумом. Предлагал не свои советы, а непременно деятельное учение святых отцов. Для сего, бывало, раскроет книгу того или другого отца, найдет, сообразно с устроением пришедшего брата, главу Писания, велит прочитать и затем спросит, как брат понимает ее. Если кто не понимал прочитанного, то старец разъяснял содержание святоотеческого учения весьма толково. И все это делалось с безграничною отеческою любовью и благопожеланием. Случалось же иногда и так, что, неистово воспламенившись гневом на ближнего за какое-либо личное оскорбление моего самолюбия, приду, бывало, к нему на откровение, еще не успокоившись, и стану высказывать свою безрассудную печаль и огорчение без самоукорения, вопреки учению святых отцов подвижников, а, напротив, с обвинением ближнего и даже по причине засевшего в душе неприязненного чувства с таким желанием, чтобы старец сейчас же строго вразумил огорчившего меня брата. Выслушав все со свойственным ему невозмутимым спокойствием и сочувствием моему горю, болезненный старец, бывало, скажет плачевным тоном: “Брате, брате! я человек умирающий”; или: “Я сегодня-завтра умру. Что я сделаю с этим братом? Ведь я не настоятель. Надобно укорять себя, смиряться пред братом, и успокоишься”. Выслушав такой жалобно произносимый ответ, оцепенеешь. Вместе с тем, глубоко сознав свою виновность, смиренно падешь в ноги старцу, прося прощения, и, получив от него разрешение и благословение, пойдешь успокоенным и утешенным, как на крыльях полетишь. Случалось мне приходить к старцу весьма рано — часов в пять утра. По обычной молитве, получив позволение войти в келью, я всегда находил его трезвенным и бодрым, как бы совершенно неспавшим, и отечески любезным сверх моего чаяния; неудовольствия же за ранние мои посещения у него почти не проявлялось. Кто был внимателен к себе и помнил его назидательные слова или наставления старца Макария, таковым братом отец Амвросий оставался всегда весьма доволен, оказывал ему внимание и даже приближал к себе. К согрешающим, но чистосердечно кающимся и исправляющимся был снисходителен и милостив паче меры. Он не различал богатого от убогого, достойного от недостойного, по примеру Господа, евшего и пившего с мытарями и блудницами, лишь бы заблудших возвратить на путь истины и привлечь к страху Божию.