И, напротив, – говорит преподобный Серафим, – если человек от всего уйдет, останется со своим внутренним миром, – тогда только он может испытывать радость.
В ответ на слова эти слышится мирской вопрос:
«Да куда же уйдешь от всех этих мирских забот, куда уйдешь?»
Уйдешь в свой невидимый духовный монастырь.
Аминь.
Во Имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Веровать в бессмертие и не веровать – это вовсе не значит по-разному решать только вопрос о бессмертии.
Это значит по-разному относиться к людям и к жизни, по-разному чувствовать, по-разному оценивать доброе и злое, по-разному страдать и радоваться, словом, это значит быть двумя совершенно разными людьми, людьми двух совершенно разных пород.
Вера в бессмертие и неверие в него – отражается на каждом человеке, на каждом шаге его, – на каждом поступке, от самых серьезных моментов нашей жизни до повседневных мелочей.
Между верующим и неверующим человеком лежит целая пропасть, они никогда не могут вступить в подлинное общение между собой.
У них разный язык, и они никогда не поймут друг друга.
Если один человек верит, что земная жизнь есть краткий миг, которым приготовляется человек для вечного своего бытия, а другой убежден, что прожив 10, 20, 30 лет человек умрет, истлеет и это все – не ясно ли, что каждое переживание, каждое слово, все оценки и понятия у этих людей будут разные.
Мы читаем у преподобного Серафима следующие слова:
«Наша жизнь – одна минута в сравнении с вечностью, и потому ничего не стоят, по Апостолу, нынешние временные страдания, в сравнении с той славой, которая откроется в нас».
Какая великая истина для человека веры. Какая нелепость для неверующего человека!
Если земная мимолетная жизнь, с ее временной скорбью, есть лишь узкий путь в Царство Славы, – то разве не истина, что временные страдания «ничего не стоят» в сравнении с той славой, которая откроется в нас?
Но какая дикая нелепость слова эти для того, кто уверен, что жизнь дана человеку на несколько лет. Для него здешние скорби – это все, ибо они отнимают от него земные наслаждения.
Время стремительно несет человека к могиле – и каждый миг, отравленный скорбью, не вознаградим ничем.
«Как чадолюбивый отец, когда видит, что сын его живет беспорядочно, наказывает его, а когда увидит, что он малодушен и наказание сносит с трудом, тогда утешает; так поступает с нами и благий Господь и Отец наш, употребляя все для нашей пользы, как утешение, так и наказание по Своему человеколюбию».
Как близки, как понятны эти слова для верующей души! Как чувствует каждый человек на своей собственной жизни эту заботу чадолюбивого Отца в нашем спасении! Сколько раз каждого из нас наказывал и утешал Господь!
Какая нелепость, какое безумие все это для неверующего человека! Какой Отец? Какое наказание? Какое утешение? Есть удача и неудача, есть ловкое устроенное благополучие – и то, что называется «не повезло».
«Когда мы отвращаемся от человека или оскорбляем его, тогда на сердце нашем как бы камень ложится».
Кто из нас не пережил этого страшного камня нелюбви к человеку. Как светло, и легко, и радостно на душе, когда нет ни к кому вражды.
Как часто страдает больше тот, кто потерял любовь к человеку, чем тот, кого перестали любить.
Какой вздор, какая глупость! Страдать от того, что нанес кому-то оскорбление! Вот когда тебя оскорбляют – тогда, действительно, неприятно. Но поспеши отомстить за это оскорбление вдвое – и великолепно сделается на душе!
«Брату и грешащу покрой его, – как советует св. Исаак Сирин, – простри ризу твою над согрешающим и покрой его».
Это требование всепокрывающей любви. Это желание не осудить человека. Сострадание к нему за его немощи. Боязнь соблазна для других.
Какая пустая сентиментальность!
Гораздо интереснее посмеяться над позором брата своего. Толкнуть, если он падает. Сошвырнуть с дороги, если он мешает.
«Отчаяние, – по учению св. Иоанна Лествичника, – рождается или от сознания множества грехов – это отчаяние совести и несносной печали, когда душа, множеством язв покрытая, от невыносимой их боли погружается в глубину отчаяния; или от гордости и надмения, когда кто почитает себя незаслуживающим того греха, в который впал». – Разве все сказанное здесь не бред сумасшедшего для неверующего человека?
О каком грехе, о каком отчаянии от сознания этого греха говорится здесь? Грех? Что это за странное, отжившее слово? Если жизнь дана на несколько десятков лет – если нет Бога и бессмертия, если ничего нет, кроме вещества и физических законов – тогда все позволено, все можно и все хорошо, что увеличивает мое земное благо. И если я еще говорю иногда «добро» и «зло» – то делаю это по старой памяти, употребляя слова, которые уже не имеют для меня никакого смысла.