Преследуя Аделин

Я киваю, думая о том же. Что-то в этих фотографиях меня настораживает и вызывает мурашки по всему позвоночнику. Как бы я ни была возмущена дневником Джиджи и тем, как она лебезила перед своим преследователем, он никогда не вызывал у меня таких плохих чувств, как эта записка и фотографии. Тем не менее, я не могу раскрыть дело об убийстве, основываясь на одних лишь ощущениях. Мне нужны доказательства.

– С точки зрения логики, преследователь Джиджи все же более вероятен, как убийца, однако это не значит, что им не может оказаться отец Марка, – продолжает Дайя, рассеянно беря в руки одну из фотографий и рассматривая ее. – В этой записке я вижу мотив. Так что, если присутствует хоть небольшой шанс, думаю, мы должны рассмотреть и его.

– Ты нашла еще какую-нибудь информацию о Роналдо?

Она вздыхает.

– Да. Он умер в 1947 году от кардиогенного шока.

Мои брови вскидываются.

– Сердечный приступ?

Она переминается с ноги на ногу.

– Разбитое сердце. Он умер от синдрома разбитого сердца, – у меня пересыхает во рту. – Я нашла немного информации о его семье, но почти ничего больше. Его жизнь держалась в строгом секрете, и я предполагаю, что к этому имел какое-то отношение его босс.

– Значит, тупик, – заключаю я, кивая.

Я закусываю губу и перекатываю ее между зубами, обдумывая дальнейшие действия.

– Думаю, мне нужно подняться на чердак, – с покорностью констатирую я.

Я могу любить призраков, но, черт возьми, это не значит, что у меня есть желание быть одержимой демоном или тем, что обитает там наверху.

Шалфейные глаза Дайи впиваются в мои. Я рассказала ей о последней записке, которую нашла, и о том, что я почувствовала там присутствие чего-то очень зловещего.

– Да ты мазохистка. Ты попадешь под влияние местного демона, если поднимешься.

Я фыркаю.

– Думаю, он уже сделал это, если бы действительно хотел. Там может оказаться что-нибудь еще.

Дайя вздыхает.

– Я сегодня умру, – бурчит она.

– Ты не умрешь, просто, скорее всего, будешь немного не в себе, – щебечу я, огибая стол и направляясь к лестнице.

– Да, и догадайся, кого я начну терроризировать первой?

Этот холодный, тяжелый груз сразу же опускается на мои плечи, как только я вхожу на чердак. Как в мультфильмах, когда с неба падает пианино и приземляется точно на ничего не подозревающего персонажа.

– Ладно, поторопись, черт возьми, мне здесь не нравится, – просит Дайя напряженным от страха голосом.

Он ползет и по моим костям, заставляя сердце бешено колотиться. И все же по мышцам пробегает тепло, оседая в глубине живота.

Я включаю фонарик на своем телефоне, чтобы обшарить пространство за стенами. И начинаю с того места, где нашла последнюю записку, однако там остались только паутина и пауки.

Обхожу каждую стену, пробуя деревянные доски в надежде обнаружить хоть одну расшатанную. И только когда подхожу к зеркалу, я нахожу такую. Дерево трещит под моими пальцами, и с тяжелым предчувствием, охватившим нас обеих, я, не теряя времени, отдираю доску от стены.

Направляю луч фонарика во все стороны, не находя ничего, кроме еще жуков и паутины. Я почти уже сдаюсь, когда замечаю что-то блестящее.

– Кажется, что-то есть, – взволнованно сообщаю я.

– Ну и отлично, – бормочет Дайя у меня за спиной.

Я едва слышу ее слова. Сунув руку в отверстие, прежде чем успею рассмотреть жуков, я хватаю предмет, и в моей руке оказывается что-то пластиковое. Я пытаюсь вытащить это, и моя рука нащупывает что-то похожее на бумагу, поэтому я хватаюсь и за это тоже.

Я смахиваю с руки паутину, содрогаясь от того, как она липнет к коже. Я даже не смотрю на свою руку, а просто продолжаю оттирать ее на бегу к ступенькам.

– Пошли, – выдыхаю я, как раз перед тем, как меня чуть не сшибает с ног Дайя, проталкивающаяся мимо и несущаяся вниз по лестнице.

Что бы ни лежало в моей руке, это что-то важное. Я уверена в этом так же, как и в глазах, смотрящих мне в спину и наблюдающих, как я ухожу.

Захлопнув за собой дверь чердака, я прислоняюсь к ней и отдуваюсь, стряхивая с себя леденящий холод, который, кажется, пристал ко мне, точно клей.

– Я больше ни за что туда не полезу, – задыхаясь, говорит Дайя.

– Думаю, мне тоже не захочется, – поддерживаю я.

Наконец, я опускаю взгляд на свою руку и вижу в ней зиплок-пакет с золотым «ролексом», инкрустированным бриллиантами; изнутри пакет измазан кровью. Записка в моей руке – это спешные каракули, гласящие: «Спрячь это, никто не должен знать, что это сделал я. Не забудь».

– Вот дерьмо, – выдыхаю я.

– Дай-ка посмотреть. Мы не можем трогать их, иначе на часах останутся отпечатки пальцев, но на них должен быть серийный номер. Возможно, я смогу установить их владельца.

Мы спешим вниз на кухню, забыв о демоне, живущем на моем чердаке. Я достаю пару запасных резиновых перчаток, которые мы купили с Даей, когда убирались в доме. Она надевает перчатки и осторожно достает окровавленные часы.

– Я не хочу, чтобы кровь отслоилась, но мне нужно снять браслет, чтобы разглядеть серийный номер, – бормочет она, осторожно обращаясь с часами. – У тебя есть канцелярская кнопка?