Преследуя Аделин

Мой тон подсказывает Джею, что следует держать рот на замке. И так он и делает.

Я кручу розу, погружаясь в воспоминания о своей матери. Она была красивой. Длинные черные волосы и глаза такие же темные, как и мой правый глаз, – почти черного цвета. Но вокруг нее всегда была пелена солнечного света. Папа шутил, что чтобы все остальные тоже могли сиять, она держалась в тени. Она была бескорыстной и доброй, всегда отдавала, но никогда ничего не брала взамен.

В глубине души я знаю, что моя мать невероятно гордилась бы тем, что я делаю. Может, она и не одобрила бы мои методы, но, думаю, она нашла бы свое место среди спасенных мной. Помогая им и заботясь о них.

Она была бы счастлива.

Отложив розу, я оборачиваюсь и в последний раз смотрю в зеркало. Проверяю, что на моем костюме-тройке нет ни единой складки. Этот костюм от Армани был сшит на заказ, чтобы идеально облегать мое тело, и от него за версту веет капитализмом.

Хорошо, что я ворую у богатых.

– Прекрасно выглядишь, – произносит Джей, вытирая воображаемую слезу с уголка глаза. Я бросаю на него насмешливый взгляд и шлепаю его по лбу, проходя мимо.

Игнорирую его бурчание и хватаю ключи и бумажник, затем вставляю наушник в ухо и заряжаю два пистолета. Застегиваю на запястье свой «Ролекс» из белого золота. Это не просто часы по завышенной цене. Прямо возле застежки на внутренней стороне запястья находится крошечная кнопка, которую я установил сам. Стоит мне ее нажать, и начнется диверсия, которая, я надеюсь, позволит мне благополучно вытащить оттуда бедного ребенка.

Я уже взломал камеры в доме Дэниела и на придомовой территории, и, хотя он нанял охрану, те немногие гости, которых я заметил входящими, не проходили ни досмотр, ни сканирование.

Значит, это скорее интимная вечеринка с небольшим количеством приглашенных, которым доверяют настолько, что не станут устраивать пальбу.

Я кручу шеей, мои мышцы напряжены. Что-то в этом вечере не так. Будто в меня целятся в полностью металлической комнате, ожидая, что пуля срикошетит и угодит мне в жизненно важный орган.

Я ни при каких обстоятельствах не позволю, чтобы сегодня надругались над маленьким ребенком или принесли его в жертву. Вопрос в том, как безопасно вывести девочку, не попав под подозрение. Если завтра меня поведут в подземелье, то мне необходимо остаться на стороне Дэниела.

– Я хочу, чтобы сегодня ночью ты присмотрел и за Адди. Если что-нибудь случится, немедленно сообщи мне.

Он усмехается.

– Думаешь, ей понравится, что я тоже за ней слежу?

Я пригвождаю его взглядом к месту.

– Если ты станешь смотреть за ней с любой другой целью, кроме обеспечения ее безопасности, я отрежу твой член и скормлю его тебе.

Его лицо кривится от отвращения, но я не упускаю и вспышку ужаса в его глазах.

– Просто шучу, чувак, – уверяет он, поднимая руки в знак капитуляции. – Мне больше нравится, когда моя женщина меня хочет.

На моем лице появляется злая улыбка несмотря на то, что жар в моих глазах не утихает.

– Как по мне, так ты недостаточно хорошо разбираешься в женском теле, чтобы почувствовать, как оно поет для тебя, даже если ее рот говорит об обратном.

Джей шипит мне вслед, и я не могу удержаться от смеха, когда слышу, как он сразу же после этого звонит одной из своих подружек, чтобы восстановить свою уверенность.

– Очень рад, что ты смог прийти, Зак, – приветствует Дэниел, протягивая одну руку для рукопожатия и хлопая меня по спине другой.

Дом Дэна такой же показушный, как и у любого другого типа, чей банковский счет исчисляется миллионами. Его особняк оформлен в сельском стиле, с акцентом на деревянную стену, чтобы добиться имитации хижины, выступающими балками, деревянными полами, за которые он заплатил баснословные деньги, чтобы те выглядели обветренными, и множеством коричневых и выцветших элементов.

Стены украшают абстрактные картины, каждая из которых выполнена в землистых тонах: красных, коричневых и желтых. Я останавливаюсь перед одной из них, и голос Дэниела, приветствующего других гостей позади меня, превращается в негромкий гул.

На картине изображены два больших карих глаза, в стороны от которых тянутся ярко-красные полосы. Нежные желтые и красные тона оттеняют округлые небольшие изгибы девичьего лица. Мои глаза блуждают, вбирая каждую деталь, пока не складывается полная картина.

Это маленькая девочка, плачущая кровавыми слезами.

– Красиво, да?

Я отвожу взгляд и замечаю, что Дэниел стоит рядом, а его глаза с лукавым блеском блуждают по картине.

Он смотрит на нее с гордостью, так, будто сам ее нарисовал.

– Да, – отвечаю я, прежде чем отвернуться.

Не собираюсь стоять здесь и рассуждать об искусстве, словно я не стою посреди галереи порочности. Один взгляд по сторонам доказывает, что остальные картины здесь тоже написаны в той же утонченной болезненности.

Я пожимаю руки нескольким людям, с которыми познакомился в «Спасителе» и «Жемчужине». Через несколько минут Дэниел приглашает нас всех в столовую, где накрыт стол длиной метров в шесть и по меньшей мере персон на двадцать.