Преследуя Аделин

– Я думал, то, что я маньяк, мы уже выяснили.

– Выяснили, но ты все равно продолжаешь это делать.

– Хочешь, чтобы я перестал? – спрашиваю я, скользя руками по ее заднице. Она резко вдыхает, выглядя гораздо более бодрой и энергичной, когда я сжимаю ладонями ее пухлую попку.

– Нет, – тихо признается она. Она выглядит такой крошечной и уязвимой, признаваясь в этом, поэтому я молчу.

Решительно избегая моего взгляда, она проводит пальцем по татуировкам на моей груди.

– Они что-нибудь значат? – бормочет она, похоже, вглядываясь в рисунок.

– Нет, – отвечаю я. – Я сделал их, потому что они мне нравятся. Я предпочитаю иметь что-либо значимое в собственности.

Нахмурившись, она смотрит на меня сквозь длинные ресницы.

– Почему? Я бы сказала, что тело – это единственное место, где стоит держать что-либо значимое для себя. Ты ведь носишь его с собой повсюду.

Я пожимаю плечами.

– Мое тело – это просто сосуд, в котором обитает моя душа, прикрепленная к оболочке, и которую она однажды покинет. И когда этот день настанет, я не хочу сожалеть о расставании с этой оболочкой. Я ношу свое тело, потому что должен, а не потому, что это мой выбор. Но если я обладаю чем-то значимым, то я выбираю держаться за это. Носить что-то значимое на своей коже не требует усилий, но держаться за что-то, что я могу потерять, – вот это требует преданности.

Она снова опускает глаза, кажется, обдумывая мои слова. Я загибаю палец под ее подбородком, желая – нет, нуждаясь, – чтобы она вернула взгляд. Он высасывает кислород из моих легких, а мне всегда нравилось находиться на грани между жизнью и смертью.

Эти красивые карие глаза смотрят на меня, большие и круглые, и все, чего я хочу, это поглотить ее.

– Я всегда буду обладать тобой, маленькая мышка. Так что знай: вся моя преданность принадлежит тебе.

– Почему это всегда звучит как угроза? – спрашивает она вслух, хотя уголки ее губ трогает улыбка.

Я тоже улыбаюсь.

– Потому что это она и есть.

Я переворачиваюсь на спину, увлекая ее за собой так, чтобы она раскинулась на моей груди.

– Зейд, – предупреждает она, однако ее слова противоречат действиям. Она переставляет ноги так, что оказывается верхом на мне, а ее центр – на моем члене. Я чувствую, какая она горячая и влажная, через шелк ее нижнего белья.

Стиснув зубы, я сжимаю руки в кулаки, борясь с инстинктом разорвать жалкое подобие ее трусиков в клочья, чтобы ощутить, насколько она готова принять меня в себя.

– Аделин, – отзываюсь я.

Ее светло-карие глаза затенены, но я все равно чувствую эффект от моих слов. Она склоняется надо мной, и ее мягкое тело прижимается к моему. Клянусь, я чувствую, как напрягаются ее бедра, пока она сопротивляется желанию прижаться ко мне своей киской.

– Что? – шепчет она, притворяясь не понимающей.

– Сядь на мой член. Сейчас же.

Ее дыхание сбивается, а когда ее грудь плотно вжимается в мою, я не могу определить, кому именно принадлежит это учащенное пульсирование в моей грудной клетке – ее сердцу или моему.

В ее голове идет громкая внутренняя битва, и от нее веет нерешительностью.

В конце концов она садится на мне, и ее тело прорезают пряди лунного света, проникающего через балконные двери.

И тогда я рассыпаюсь на части.

На ее изгибах каскадом лежат свет и тени, два запретных любовника, что, сталкиваясь на ее коже, создают гребаный шедевр.

Ее красота ослепляет, превращая мое тело в пепел под ее светом.

Она проводит рукой по своему плоскому животу, пока кончики пальцев не касаются края ее нижнего белья.

– Адди, – рычу я сквозь стиснутые зубы.

Мои руки скользят вверх по ее бедрам, останавливаясь в месте их соединения. Я слаб, и у меня не хватает сил отказать себе в желании прикоснуться к ней.

– Да, Зейд? – спрашивает она, ее хриплый голос звучит низко и с придыханием.

Мои бедра нетерпеливо вздрагивают в ответ. Она улыбается, злобно и жестоко.

Наконец она приподнимается и сдвигает трусики в сторону, обнажая свою киску. Я снова поднимаю бедра, отчаянно желая войти в нее, но она ускользает от меня, зависая на расстоянии вытянутой руки.

– У тебя пять гребаных секунд…

– Тише, детка.

Меня так поражает то, что она назвала меня «деткой», что моя угроза словно испаряется, будто мой голос – это призрак, маячащий на периферии зрения.

От моего недоверчивого взгляда ее улыбка становится шире, но я все равно в замешательстве, почему она решила, что приструнит меня, назвав так.

Теперь все, что я хочу сделать, – это поставить ее на колени, прижать это милое личико к простыням и трахать до тех пор, пока ее голова не покажется с нижней стороны кровати.

Но, прежде чем я успеваю это осуществить, она, наконец, опускает бедра. Я стону от ощущения, как мой член обволакивает липкое тепло, пока она скользит вверх и вниз по всей моей длине. Моя голова откидывается назад, а руки крепко сжимают ее бедра. На ее коже останутся синяки, и эта мысль только сильнее раззадоривает зверя внутри меня.

– Черт, Адди…

Я не успеваю даже закончить свою молитву, перед тем как кончик моего члена проскальзывает внутрь нее, и я теряю всякую способность формулировать слова.