Не на шторах, а на том, что за ними.
Во второй раз за сегодняшний день мое сердце застревает в горле, отдаваясь в голосовые связки и не давая мне издать ни звука.
За окном виден силуэт мужчины. Смотрящего прямо на меня.
Я делаю шаг назад, собираясь уже развернуться и позвать Дайю. И вздрагиваю, застывая на месте и почти задыхаясь от страха, когда пикает мой телефон.
Не сводя с него глаз, достаю телефон из кармана и вижу новое текстовое сообщение.
«Тебе не понравились мои цветы?»
19-е ноября, 1944
Я не могу им насытиться. Мне стыдно даже признавать это. Это длится уже месяцы, но каждый раз все еще ощущается по-новому.
Фрэнк и Джон сегодня собираются на рыбалку, и мне неловко говорить это, но я не могу дождаться, когда они уйдут. Джон не подозревает меня в измене, несмотря на все изменения в моем поведении.
Это ужасно, но я не сожалею о своей любви.
Роналдо заставляет меня чувствовать себя красивой. Желанной. Я не ощущала этого с тех пор, как появилась Сера. Он видит во мне женщину, а не кого-то, кто слушается его и готовит ему пищу.
И уж точно не хрупкую фарфоровую чашку, а женщину, которой нравится, чтобы ее как следует ублажили.
Я изо всех сил пытаюсь не думать о нем, когда Джон дома. Ведь я не могу сдержать улыбки на своем лице. А Джон так давно вызывал у меня улыбку, что, боюсь, это вызовет подозрение.
Глава 12
– Там еще одно видео, – говорит Джей по телефону, его голос звучит мрачно. Я поднимаюсь с дивана и иду в свой кабинет.
Вдоль трехметрового стола тянется длинный ряд мониторов и прочие мои противозаконные игрушки: глушилки, маячки, кнопки, которые приведут в действие взрывчатку в нескольких разных точках, если кто-нибудь меня предаст, и так далее.
Одна только эта комната стоит миллионы со всем тем дерьмом, что у меня здесь.
Это и мое любимое место, и мой ночной кошмар одновременно.
Именно здесь я меняю мир к лучшему. Здесь я нахожу женщин и детей, которых необходимо спасти, и здесь же я становлюсь свидетелем пыток, которым их подвергают эти больные существа.
Чтобы проникать в здания строгого режима, спасать девочек и обеспечивать им убежища и безопасность, нужны деньги.
Большие корпорации платят мне просто немыслимые суммы за то, чтобы я взламывал их конкурентов по каким-то их дурацким причинам, будь то просто конкуренция и желание разнюхать, чем занимаются другие, или судебные иски друг против друга и необходимость раздобыть информацию.
Мне плевать, какие у них там между собой разборки. Меня волнует лишь то, что они должны получить желаемое, для чего меня и наняли.
В конце концов кто-то богатый всегда оказывается в дураках, мой клиент получает огромную прибыль, а я – проценты. Это грязно, но я никогда не стремился сохранить свои руки в чистоте.
И это позволяет мне посвящать свою жизнь борьбе с торговлей людьми.
– Где? – бросаю я, а мои пальцы уже порхают по клавиатуре.
– Зашифровано и отправлено на твой ящик.
Я кручу шеей, разминая мышцы, готовясь к чему-то такому, от чего стейк, который я только что съел, осядет в моем желудке, как потерпевший крушение корабль в океане.
Видео включается, и, несмотря на то что мои инстинкты кричат мне не делать этого, я увеличиваю громкость, чтобы слышать все.
Это зернистая видеозапись какого-то гребаного сатанинского ритуала. Тот, кто записывает, тяжело дышит, скорее всего, из-за риска быть пойманным за этим крайне опасным занятием.
Четверо мужчин в рясах стоят над каменной плитой, к которой привязан корчащийся маленький мальчик.
Он раз за разом кричит, чтобы его отпустили. Его тоненький голосок срывается, пока он взывает о помощи.
Когда ему в грудь вонзают изогнутый нож, я провожу рукой по лицу. Они наполняют металлические кубки его кровью и осушают их одним махом.
Я заставляю себя смотреть и терпеть боль вместе с этим мальчиком. Потому что, хотя этой невинной души больше нет, это не значит, что я не сделаю все, что в моих силах, чтобы восстановить справедливость ради него.
Когда видео заканчивается, мне приходится отвернуться и отдышаться, чтобы перебороть рвотные позывы.
– Зед?
Я и забыл, что Джей все еще на связи.
– Что? – отвечаю я хрипло и едва слышно.
– Я… я не смог это досмотреть, чувак. Просто не смог.