— Ни о чем таком я не знаю. Это отдает, как его… Дарвином, а меня воспитывали в строгих правилах. Они изменились, и это все, что я знаю. Не то чтобы в их кровь закралось что-то нечеловеческое, скорее сказывалась их собственная дурная кровь, а может, там было что-то еще, на том острове. Словом, волки — не человеческие существа. Они и не похожи на нас. Они думают по-другому, не так, как мы, и, уж конечно, пахнут не так, как мы! Они уже не могут спариваться с людьми, а только со своей поганой кровью.
Я присвистнул:
— Так они новый вид? Господи, а в этом есть смысл. Наверно, вот как все получилось. Небольшая изолированная группа, постоянное кровосмешение, обмен генами туда-сюда — и вот возникает мутация, и они начинают размножаться по-настоящему. Этим и объясняется этот нездоровый цвет кожи и их размеры. Но чтобы такое случилось с человеческим видом, с людьми… — Может, это и было неслыханно, но теперь я понимал, почему у меня при одном взгляде на них волосы вставали дыбом. Во мне говорила кровь предков, предостерегая от чужаков, вторгающихся в наши владения, и даже более того. От первобытных хищников… — А мой начальник подумал, что они всего-навсего панки! Если ты знаешь, что это такое.
Джип моргнул:
— Конечно. И меня это не удивляет. Это, как я тогда сказал, потрясающе, как люди все-таки видят только то, что желают видеть… — Он криво усмехнулся. — Я тебе кое-что скажу, Стив. Этот мир много шире, чем они могут даже помыслить. Они цепляются за то, что знают, за твердый центр, где все скучно, мертво и предсказуемо. Где часы идут, и в каждом ровно по шестьдесят секунд в минуту, и так с колыбели до могилы, — это и есть Сердцевина. А здесь, снаружи — на Спирали, все движется дальше, к самому Краю. Этот мир — нечто гораздо большее, чем шарик из грязи, что кружится в пустоте, как говорят эти умники. Он дрейфует, Стив, во времени и в пространстве. И не один прилив бьется о его берега, и не один отлив уходит от них. — Он поднял глаза к тускнеющему небу: — Так что в один прекрасный день — а это бывает у каждого — один такой прилив ударяется прямо о его ноги. Но почти все отскакивают еще до того, как он успеет замочить им кончики пальцев. Смотрят и не понимают, и никогда не поймут; и возвращаются в Сердцевину, теперь уже навсегда.
— Но ведь всегда находятся и такие, кто поступает иначе?
— И выглядывает наружу посмотреть на горизонты бесконечности! Кто-то в страхе склоняется и бежит от правды, что ему открылась. Но другие, они делают шаг вперед — в холодные открытые воды. — Джип на ходу кивнул самому себе, как бы углубившись во внутреннее видение. — И в конце концов пересекают их. Частенько случается, что из Портов, как этот, где за тысячу лет и больше приходы и уходы завязали узел во времени, — во все уголки широкого мира. Господи, и какого широкого! — Джип неожиданно взглянул на меня, и я увидел, как в звездном свете блеснули его зубы. — Ты ведь очень ученый человек, Стив. Так как ты думаешь, сколько углов у мира?
Я пожал плечами:
— Четыре, фигурально выражаясь. Но в действительности… — Я снова увидел усмешку Джипа, но продолжал развивать свою мысль, запихивая голову прямо в ловушку. — Ни одного, потому что это шар.
Джип покачал головой:
— Ну нет. Спроси у математиков. Как я спрашивал, когда обучался сферической навигации. Даже те, кто основательно застрял в Сердцевине, подозревают, что это не так. Шар — это концепция, она ограничивает; так что не говорят — ни одного угла, а говорят — у него их бесконечное множество. И знаешь что, Стив? Каждый из этих углов — это особое место. Место, которое существовало, будет существовать или никогда не существовало, разве что в голове людей, придумавших его. Они проглядывают, как тени, за реальными местами в этой вашей реальности, тени их прошлого, их легенд, их любви, того, чем они могли быть в прошлом и еще могут стать в будущем; они соприкасаются и перемешиваются с каждым местом во многих точках. И ты можешь искать всю жизнь и не найти даже их следа, но если научишься, можешь проскочить между ними на одном дыхании. Только вот, Стив, тени ли это? Или ваша реальность — их тень?
Я уставился на него, потеряв дар речи, но Джип продолжал негромко, нараспев говорить будто сам с собой, как человек, пережевывающий то, что знал всю жизнь, но никогда не переставал этому поражаться.
— Там, к западу от заката, к востоку от восхода луны, лежат Саргассово море и Моряцкий рай[14]
, там же находится Кладбище Слонов, царство Эльдорадо и империя Пресвитера Иоанна…— Хай Бразил? — предположил я, ибо мне снова вспомнился тот странный груз.
— Я был там, хорошее место; но есть и другие. Там есть все, что угодно. Богатства, красоты, опасности — все, что есть в уме и памяти людей, черт бы его побрал.
Но мысль о том грузе повлекла за собой другие воспоминания, а с ними и приступ горькой тревоги.
— Так это туда они и увезли Клэр? — Я схватил Джипа за руку. — Тогда как же мы можем надеяться ее найти, черт побери!
Джип улыбнулся, и улыбка у него получилась чуть кривая:
— Именно это мы сейчас и попробуем узнать, Стив.