Пресс-хата

Внезапно в коридоре послышались торопливые, спотыкающиеся шаги и сдавленные приглушенные голоса. Затем в дверь робко постучали. Галлюцинации мгновенно исчезли. Задворенко тяжело поднялся на ноги, утер рукавом залитый потом лоб, подошел к двери, плохо слушающимися пальцами с грехом пополам отпер замок, выглянул наружу и... оцепенел, разинув рот. У порога, стыдливо потупив глаза, сгрудились Флярковский, Сосков, Сиволапов, Шершнев. Все до одного – жалкие, униженные, подавленные... В измятой, перепачканной кровью одежде, с чудовищно распухшими от жестоких побоев синевато-лиловыми физиономиями.

– Ч-что?! Чт-т-то с-с-стряслось?! – заикаясь, пробормотал пораженный Задворенко.

– Д-дерюгин! – плаксиво пожаловался «горилла» Эдик. – Р-ру-ку м-мне покалечил, с-сволочь!!!

6

Владелец средних размеров частного предприятия по переработке молока, кандидат в депутаты Государственной думы третьего созыва Константин Иванович Дерюгин действительно являлся истинно верующим православным христианином. Он регулярно посещал храм, жертвовал значительные суммы на восстановление порушенных большевиками церквей, на строительство новых, на помощь обездоленным: одиноким пенсионерам, детям-сиротам, инвалидам... Однако вопреки убеждению господина Крымова Дерюгин отнюдь не был слабаком. Совсем напротив[59]! Если бы Семен Афанасьевич удосужился предъявить Задворенко фотографию «монаха хренова», то Михаила неминуемо хватила бы кондрашка. Прошедшие тринадцать лет мало изменили внешность офицера-«афганца» по прозвищу Вояка, в декабре 1986 года беспощадно разгромившего пресс-хату «крытой» тюрьмы города «...». Тогда разъяренный «кум» отправил Константина по-новому в карцер и велел надзирателям «измордовать» непокорного, но те дружно саботировали приказ начальника оперативно-следственной части. Одни, как, например, Геннадий Яковлев, из принципиальных соображений, другие – следуя элементарному инстинкту самосохранения, поскольку весть о страшной участи, постигшей пятерых здоровенных, откормленных козлов, в считанные минуты разлетелась по тюрьме... В 1989 году Дерюгин вышел на свободу по уже упоминавшейся ранее амнистии для воинов-интернационалистов, устроился на работу в промышленный кооператив, женился, завел детей. Трудился он не покладая рук и постепенно, с годами сумел открыть собственное дело. Константин Иванович относился к той относительно небольшой прослойке современных российских предпринимателей, которые не мошенничали, не грабили страну, а созидали. Продукция дерюгинского завода благодаря высокому качеству и умеренным ценам неизменно пользовалась устойчивым спросом у потребителей. Кроме того, бывший капитан спецназа ВДВ всегда оставался настоящимпатриотом России: не торговал принципами, не поддавался ни на посулы, ни на угрозы... В общем, не вилял хвостом, в отличие от некоторых широко известных политических деятелей. Выставляя за дверь посланца Крымова, он прекрасно понимал, чтопоследует дальше: сперва оголтелая травля в средствах массовой информации, затем (если не подействует) непосредственный «физический» наезд (из достоверных источников Дерюгин знал, к какимгрязным методам не брезгует зачастую прибегать олигарх). Поэтому Константин Иванович заранее отослал жену с детьми от греха подальше. По официальной версии – в ялтинский санаторий, а на самом деле – в Новочеркасск к своему старинному другу и потомственному донскому казаку Владимиру Николаевичу Найденову, с которым вместе воевал в Афганистане. В настоящее время полковник Найденов занимал довольно высокий пост в одной из военных служб и мог обеспечить семье Дерюгина должную безопасность. Сам Константин Иванович оставался на прежнем месте, продолжал вести избирательную кампанию, стоически выдерживал злобные нападки со стороны телевизионно-газетных прессовиков и без тени страха ожидал начала второй стадии «обработки». Хотя он и имел хорошую квартиру в Москве, но жить предпочитал за городом, на свежем воздухе, в добротном двухэтажном кирпичном доме, находящемся в тридцати километрах от столицы. Однажды в четыре часа пополудни Дерюгин, три дня не выходивший на работу из-за острого бронхита, услышал за окном рев мотора, выглянул во двор, увидел четверых самоуверенных молодчиков, неторопливо выбиравшихся из затормозившего у ворот новенького коричневого джипа с широкой черной полосой вдоль корпуса, мгновенно сообразил: «Ага, начинается!», перекрестился, мысленно прочел православную молитву и спустился вниз, на первый этаж, встречать непрошеных гостей...

* * *

Подручные Задворенко ехали за «легкой» добычей в приподнятом пакостно-игривом настроении. Всю дорогу они вдохновенно строили предположения, как именно будут изгаляться над «слабаком-святошей».

– От...им конкретно да заставим голым танцевать на крыше с пением «Аллилуйя»! Гы-гы-гы!!! – басовито ржал на заднем сиденье Эдуард Шершнев.

– Пускай отсосет у каждого по очереди, – скаля острые неровные зубы, предлагал бульдогообразный, склонный к половым извращениям Семен Сиволапов.