Пресс-хата

– Точно, точно! – с похотливой ухмылочкой на хитрой лисьей морде поддакивал Глеб Сосков. – Только сперва передние зубы ему камешком выбьем, дабы не куснул по случайности.

– Вы, ребятки, забываете о главном! – нежно мурлыкал сидящий за рулем руководитель операции, женоподобный красавчик Валя. – Шеф сформулировал основную часть работы дословно так: «Унизить, растоптать морально»... Еще раз подчеркиваю: рас-топ-тать!Ваши предложения, разумеется, в масть: и от...им, и зубы выбьем, и отсосать заставим, и голым на крыше спляшет. Но... для полноты картины святоша должен собрать в кучу свои иконы, молитвенники и так далее и тому подобное да собственноручно спалить во дворе у помойки. Вот это действительно явится для него страшенной трагедией! Хи-хи-хи-с-с-с!

Прибыв к конечной цели путешествия, прессовщики не спеша вылезли из машины. Валентин Флярковский двумя мощными пинками распахнул незапертые деревянные ворота, во главе кодлы важно прошествовал к дому и властно прижал палец к кнопке электрического звонка. Дверь отворил моложавый широкоплечий мужчина в теплом вязаном свитере, с правильными чертами добродушного приятного лица и спокойными серыми глазами.

– Чем могу помочь, молодые люди? – вежливо осведомился он.

– Разговор есть! – грубо рявкнул громила Эдик.

– Ладно! – улыбнулся краешком губ Константин Иванович. – Проходите в дом. Разговор, чувствую, предстоит серьезный, а у меня, извините, бронхит. Не хотелось бы долго стоять на холоде. Прошу!

Дерюгин посторонился. Подручные Задворенко расхлябанной походкой протопали в просторный светлый холл. Учтивое поведение «клиента» еще более убедило их в легкости предстоящей работы, а посему красавчик Валя вознамерился с ходу взять быка за рога. Он небрежно махнул рукой подручным и, когда те сноровисто, как шакалья стая, окружили Дерюгина, подбоченясь, заявил:

– Слушай сюда, хрен моржовый. Последнее время ты плохо себя вел! Тебя придется хорошенько проучить! Навсегда вышибить дурь из башки! Приготовься к суровому наказанию!

– Простите за любопытство, но как вы собираетесь меня наказывать? – с едва заметной иронией поинтересовался Константин Иванович.

Чувственные губы Флярковского растянулись в презрительной ухмылке.

– Сначала отмудохаем до полусмерти! – сплюнув на чистый паркет, начал перечислять он. – Потом заставим собрать в кучу да сжечь на помойке иконы с молитвенниками, а дальше х-р-р-р-р... – Выхаркнув воздух, Валентин согнулся пополам. Сложенные острием копья, железные пальцы Дерюгина молниеносно вонзились ему в солнечное сплетение. Следующий удар – коленом снизу, – разбив лицо, опрокинул красавчика Валю навзничь. Не успев осознать произошедшего, Семен Сиволапов с Глебом Сосковым рефлекторно кинулись на Константина Ивановича, причем Сосков попытался залепить «слабаку-святоше» маваши-гери[60] в ухо. Бывший офицер спецназа действовал стремительно и безжалостно. Перехватив на лету ногу Соскова, он толкнул ее на Сиволапова, лишив на мгновение обоих противников возможности двигаться, нанес Глебу хлесткий, сокрушительный удар подъемом ноги в пах[61], воздействуя жестким, профессиональным захватом на голову и руки оторопевшего Семена, развернулся вокруг оси, не разжимая захвата, наклонился, повалил Сиволапова на спину, ударил его затылком об пол, резким нажимом колена сломал ему пару ребер, а основанием кулака без замаха врезал промеж глаз...

Попавшие под горячую руку «слабаку-святоше» прессовщики представляли собой исключительно жалкое зрелище. Флярковский, задыхаясь, стонал и давился кровавыми соплями, Сосков, вереща на поросячий манер, извивался полураздавленным червяком, а Сиволапов, уронив на плечо залитую кровью морду, безмолвствовал в глубоком нокауте.

Всего на расправу с ними ушло не более восьми секунд! «Горилла» Шершнев, никогда прежде не видавший ничего подобного, замер мраморным изваянием. – Ты!!! – Серые глаза «святоши», в которых теперь сверкали холодные молнии, устремились прямо на Эдуарда. – Иди сюда!!!

– М-мэ-э-э! – проблеял перетрусивший громила, пятясь назад. – М-мэ-э-э!

– Иконы, значит, сжечь на помойке! – ледяным голосом произнес Дерюгин, приближаясь к Шершневу. – Кому же, позвольте узнать, принадлежит сия блестящая идея?!

– Им, им, им! – торопливо забормотал Эдуард, указывая на поверженных приятелей. – Я не хотел! Меня силком заставили!

– Да неужели? – прищурился Константин Иванович.

– М-матерью! М-матерью к-клянусь! – заикался трясущийся в ужасе «горилла». – Уг-грожали! Б-б-бабушку– старушку об-бещали уб-бить!

– Бабушку-старушку? Гм! Ну так накажи извергов! – с легкой брезгливой усмешкой предложил Константин Иванович. – Если тебя действительно силком заставили!

Эдик поспешно набросился на беспомощных товарищей и принялся усердно избивать их ногами. Дерюгин наблюдал за Шершневым с нескрываемым отвращением.

– Достаточно! – сказал наконец он. – Ты доказал свою правдивость. – Константин Иванович демонстративно повернулся спиной к Эдуарду.