— Ну, если совсем абстрактно на картину взглянуть, то можно и такую модель принять.
— Что, извините? А… Я это к чему. В Державе имеется немало угодий казенных и крестьян государственных, с которыми управляться назначено как раз моему министерству — но должного управления устроить ну никак не выходит. С казенных поместий сплошные недоимки, вместо хоть каких-то прибылей в казне получаются одни лишь траты. Тут генерал Киселев, Павел Дмитриевич, давно уже желает некую реформу управления крестьянами государственными учинить… вы не посмотрите его предложения? Николай Павлович в целом генерала поддерживает, но мне кажется, что предложения сии…
— Не предложения его я поддерживаю, а генерала уважаю! — быстро внес ясность Николай, — а как раз то, что он предлагает… — он несколько секунд помолчал, вероятно подыскивая нужные слова, и затем продолжил:
— Я вообще не пойму, как он собирается и в денежной части порядок навести, и мужикам жизнь облегчить. Ведь сие есть вещи строго противоположные.
— Но вот у Никиты Алексеевича же вышло так устроить!
— Но Никита Алексеевич ко мне со своими предложениями и не лезет. А знаешь что, граф: давай я тебе в распоряжение все угодья государственные с мужиками вместе в управление передам. Ну или хотя бы часть угодий, но не самую маленькую. Знаю, знаю что ты скажешь, а посему сперва выслушай: всё это тебе в управление передается лет, скажем, на двадцать. И первые года три… пять лет с тебя никаких доходов казна спрашивать не будет. То есть с этих угодий доходов, а то мы с Егором Францевичем вообще по миру пойдем. А после… ты вроде говорил, что каждый мужик тебе чистого доходу по пятнадцати рублей дает?
— Вам, Ваше Величество, неточно слова мои передали. По пятнадцати рублей мне дает не каждый мужик, а мастеровой, мною выученный. И не в год, а в день. Мужик же чистого дохода хорошо если рублей сто в год даст.
— Если ты через пять лет с каждого государственного крестьянина сможешь дать казне хотя бы по десять рублей…
Канкрин сдавленно хрюкнул:
— Николай Павлович, ты хочешь чтобы молодой граф через пять лет бюджет вдвое в одно лицо увеличил? Уж на что я до денег жаден…
— Мужиков сколько? — поинтересовался я. — И земли сколько и где?
— Вот видишь, Егор Францевич, юный граф задачу понял, осознал и готов ее исполнить. И ведь исполнит! А вот чем нам его за это наградить, я даже и не знаю… пока. Но через пять лет мы и это решим. Значит, берешься, граф?
— Так сколько?
— Всего людей, считая с бабами и детьми, примерно девятнадцать миллионов, — пробурчал Канкрин. — Земель соответственно, а если нужда будет — и обоснование этой нужды, — это он особо голосом выделил — то казенных земель в России в достатке, — потом что-то вспомнил и добавил: — а при особой нужде и с владельческой землей, думаю, разберемся.
— Тогда последний вопрос: каковы сейчас доходы казны от этих миллионов мужиков?
— Тьфу! — в сердцах Егор Францевич только что на пол не плюнул, — слёзы одни, а не доходы! В прошлый год собрали почти сорок два миллиона.
— То есть небольшой, но доход, все же есть. Тогда договариваемся так: я берусь управлять казенными землями и казенными крестьянами, но не всеми сразу — чтобы уж совсем казну не разорять — а, скажем, по два-три миллиона душ в год на себя переводить буду. И за тех, что под управление беру, спустя два года начну выплачивать в казну по десять рублей в год. Получится быстрее — хорошо, не получится — значит лет за десять вопрос закрою. Но за это…
— Денег в казне нет! — только что не вскричал Канкрин.
— Ну, Егор Францевич, я хоть слово о деньгах сказал? То есть сказал, что в казну их класть буду, а не брать, хотя и не сразу. Но чтобы мне их туда класть, причем, как я понимаю, чем больше, тем лучше — а в свой карман любые доходы от казенных крестьян я точно класть не буду ибо чревато — мне потребуются две вещи. Точнее все же три. Первое: право строить железные дороги везде, где сочту это нужным. Второе: право добывать ископаемые различные где угодно. И третье, но это безусловное мое право — передать под мое управление всю внешнюю торговлю.
— А вот это ты, граф, не лишку ли хватил?
— А вот нет. Я буду скупать весь товар у всех купцов, которые его собираются за рубеж продавать. Скупать на рубли, и цену платить ту же, что и иностранцы предложат, так что купцам убытку с этого не будет. А продавать я иностранцам все это буду даже дешевле…
— Продолжайте, граф, продолжайте, — Николай разве что в голос не рассмеялся.
— Но вот жадный министр финансов, Егор Францевич Канкрин, обложит всю зарубежную торговлю вывозными пошлинами. Достаточными, чтобы казна от временной утраты доходов с мужиков не пострадала. Причем пошлины эти пусть платят покупатели!
— А тебе-то какая с этого выгода будет? — поинтересовался Николай.
— Мне? Я из дешевого сырья, которое иностранцам не достанется, сделаю на фабриках товар дорогой.
— А почему это сырье иностранцам не достанется?
— Цену я как бы объявлю и низкую, но с пошлиной-то оно окажется куда как дороже прежнего. Вот им и не достанется, а в России будет чем заводы и фабрики обеспечивать.