Престидижитатор Сталина

Самым удивительным — для меня, по крайней мере — было то, что строить эту дорогу Коля направил своего старшего сына. С одной стороны, Илья Николаевич у меня в Одоеве и гимназию закончил, и в железнодорожном училище отучиться успел, но с другой стороны — там же дикая холодная Сибирь, сам Николай Ильич с огромным трудом согласился всего три годика в этой глуши поработать. Похоже, снова в Одоеве я его не скоро увижу…

Хотя, если уж совсем глубоко копать, Одоев тоже не центр вселенной, а в Нерчинском Заводе уже и клуб был выстроен (все того же «проекта 2-06-41»), и прочие «удобства». А самое важное, как мне кажется, было то, что Коля там был «главным», причем не столько «юридически», сколько фактически. Две тысячи мужиков, черноземная степь, у каждого мужика по паре не самых плохих лошадей (я туда все же лучших из купленных на Псковщине отправил), стальные плуги — там пшеница давала центнеров по шестнадцать-восемнадцать с гектара. Яровая только, там земля зимой на несколько метров промерзала — но хлебом мужики и себя обеспечивали, и завод, и каторгу. И не только хлебом: картошка и морковка там тоже росли как бешеные, и сорго, и та же конопля — так что и свинины было изобилие, и курятины. А кто обеспечивает вкусную и здоровую пищу, тот и главный…

Когда Коля приехал ко мне с планами на расширение завода и с разными «интересными» идеями как на завод доставлять марганец из Никополя, я посоветовал ему «поискать на местах», отдельно намекнув, что если дотянуть дорогу до Петровского Завода, то результат может оказаться более чем интересным. Вот только для обеспечения интересности нужно где-то найти небольшую толпу грамотных геологов…

Толпы геологов у меня не было, зато было много мужиков. Среди которых я провел небольшой социологический опрос на тему «кто хочет года три потрудиться, а потом стать вольным пахарем с большим наделом или вольным рабочим с приличной зарплатой». Меня не очень удивило, что примерно двадцать тысяч из опрошенных хорошо жить захотело, хотя и опрос проводился лишь среди парней от шестнадцати до двадцати лет, женатых (или собирающихся жениться в обозримом будущем) и преимущественно бездетных. То есть я среди бездетных только опрос проводил, но в процессе довольно многие детишками обзавестись успели…

Всех «принятых в программу по улучшению жизни» я (на самом деле специально нанятые отставные офицеры невысоких чинов) обучили владению стрелковым оружием — а затем (вместе с оружием, конечно, и с семьями — при условии, что детей еще не было или дети были уже старше двух лет) посадили в вагоны и отправили куда подальше. Отправка производилась в зимний стойловый период, потому что зимой из Челябинска до Иркутска можно было легко добраться месяца за полтора. Затем контрактники (а с каждым особый контракт подписывался) отправлялись в Нерченский Завод, где их рассаживали по небольшим пароходикам и отправляли дальше. В новенький Николаевск на Амуре. Отправляли их туда где-то в конце апреля, когда речка вскрывалась ото льда, а в начале июня все они оказывались в Николаевске. Где садились на огромный линкор «Герой» (в который влезало сразу по тысяче человек на манер селедок в бочке) или на выстроенные уже в самом Николаевске по образцу испанских фрегатов «Флора» «малые транспорты», в которые помещалось всего по полтысячи бедолаг. А еще через месяц, даже меньше, они высаживались на гостеприимном берегу Калифорнии.

Когда в тридцатом году «Герой» привез в крепостенку Росс первую толпу мужиков, то тамошний начальник Костромитинов нехило так обалдел, ведь до того русских в крепостице было около шести десятков — и тут почти тысячу сразу подвалило. Но ему быстро объяснили, что объедать жителей крепости никто не собирается, а даже наоборот — и он несколько подуспокоился. А когда переселенец попёр косяком, он даже и дергаться перестал.