Преступление и совесть

Звонок председателя не смог остановить смех, разорвавший тишину. Все смеялись, удивляясь находчивости Грузенберга. Смеялись соратники-защитники, и громче всех Карабчевский, — и противники — Замысловский, Шмаков и даже Дурасевич. У него из глаз текли слезы, и он вытирал их цветным платком. Из зала хлынула новая сильная волна смеха, затопившая даже скамьи с присяжными заседателями; они исподволь поглядывали на надутого прокурора Виппера, несчастного и растерянного.

Когда суматоха в зале несколько улеглась, послышался слабый голос Болдырева:

— Объявляю перерыв на тридцать минут.

Короленко приехал

Во время небольшого перерыва пристав, которому было поручено наблюдение за присяжными заседателями и за галеркой, где размещались представители прессы, подошел к председателю суда и прошептал ему на ухо:

— Ваше высокопревосходительство, в Киев приехал Короленко, он добивается разрешения пройти в зал суда.

Густые растрепанные брови Болдырева поднялись выше на лоб, вертикальные борозды над носом углубились:

— Короленко?.. Какой Короленко?

— Писатель, Владимир Галактионович, — ответил пристав.

— Ах, Короленко… Впустите его. Впрочем, подождите, попросите его прежде пройти ко мне в кабинет.

Пристав ушел, но вскоре вернулся.

— Уже, ваше высокопревосходительство.

— Что «уже»?

— Впустил его.

— Вы сказали, что я приглашаю его к себе?

— Сказал, но он на это ничего не ответил.

— Как?

Пристав развел руками.

— Вы, верно, не очень вежливо попросили его…

— Что вы? Почему так думаете? Я еще раз пойду скажу ему…

Довольный, Болдырев кивнул головой, взяв при этом в руку золотой брелок, свисавший с часовой цепочки, и ласково погладил его мягкими пальцами.

— Напомните ему, напомните, — повторял он.

Но писатель в этот день так и не зашел к Болдыреву, что очень обидело чиновника. Однако пришлось стерпеть.

На следующий день председатель специально послал пристава в корреспондентскую ложу сообщить Короленко, что, в виде исключения, председатель разрешает ему, только ему, спуститься в зал и занять место в первом ряду. На это пристав принес такой ответ:

— Он хочет остаться среди товарищей по перу, ваше благородие.

Других попыток общения со знаменитым писателем Болдырев не предпринимал.

Увидев Владимира Галактионовича на галерке, братья газетчики обрадовались, и каждый по-своему приветствовал его. Солидный русско-еврейский писатель С. Ан-ский (Ш. Рапопорт), писавший репортаж специально для малоизвестной провинциальной бердичевской газеты «Южная молва», подмигнул Ходошеву и кивнул головой в сторону Короленко:

— Сама правда шагает, и ничто ее не остановит…

— Правильно, правильно! — обрадовался Ходошев этим словам.

После небольшой паузы он, сверкая смеющимися глазами, спросил у Ан-ского:

— Семен Акимович, мне знакома эта фраза, но не помню, откуда она.

— Сотруднику «Киевской мысли» надлежит помнить, кто произнес ее, — заметил Ан-ский.

— Не помню, Семен Акимович, признаю свою отсталость.

— Это сказал Эмиль Золя во время процесса Дрейфуса, — сообщил Ан-ский.

Они заметили, что Короленко примостился в углу ложи и рисует что-то на широком листе бумаги. Короленко выглядел усталым, его густая шевелюра местами приобрела цвет блестящей золы, и от этого лицо его с желтоватым оттенком казалось свежее. Глубокие глаза, в которых светился проникновенный ум, привлекали внимание Ан-ского и Ходошева.

Закончив рисунок, Короленко поднял сияющее лицо и сказал своим соседям:

— Узнали, кто это? — Он, очевидно, не был уверен, что рисунок понравится журналистам.

Ходошев взял в руки рисунок, показал Ан-скому и другим.

— Кто это, Семен Акимович?

Ан-ский присмотрелся к рисунку и пояснил:

— Не узнаете Пранайтиса? Видите — черный высокий мистик стоит у кафедры. Справа, у ног ксендза — черт, а возле чертика — шило, молоток, клещи и… а это что такое, сам не знаю. Ага, железная перчатка — орудие, которым мучили, пытали и издевались над жертвой, причиняя ей страшные физические страдания. А внизу, видите, цитата из писанины Пранайтиса: «Без пыток правды не добиться».

— Инквизитор! — вырвалось у Ходошева.

— А что вы думаете, много есть еще не свете таких… — сказал Ан-ский.

Короленко приехал из Полтавы на процесс больным, даже с температурой, но он скрывал это от окружающих. Каким образом об этом узнал адвокат Грузенберг, трудно догадаться. Во время перерыва, когда публика устремилась из зала в коридор, где стоял Короленко, окруженный группой людей, писатель постарался поскорее выбраться оттуда. Но тут появился Грузенберг с большим портфелем под мышкой, наполненным разными бумагами.

— Пойдемте ко мне в гостиницу, там вы немного отдохнете. — И Грузенберг взял писателя под руку.

— Я живу в «Франсуа» на Фундуклеевской улице, — сказал Короленко, вежливо отказываясь от приглашения Грузенберга.

— Я уверен, что вы чувствуете себя неважно, Владимир Галактионович.

— Откуда у вас такие сведения?

— Это секрет, — подмигнул ему адвокат, а из-под пенсне улыбались умные глаза, — мне сообщили. Мы, адвокаты, должны все знать…