Преступление и совесть

Прокурор разъяснил подполковнику Кулябко, что в особых случаях можно допустить и более широкое толкование закона. Это тем более простительно, если речь идет о безопасности государя императора: вскоре его величество с августейшей семьей прибудет в Киев, а посему надлежит изолировать наиболее подозрительных лиц…

Тут уж подполковник Кулябко не мог противиться прокурорским доводам. Бдительность и еще раз бдительность! Чрезвычайные полномочия, которыми наделялся подполковник в связи с необходимостью охраны августейшей особы.

— Прекрасно! — произнес Чаплинский; настроение у него поднялось. Он спросил у подполковника, какой дорогой удобнее добраться до имения министра юстиции.

Кулябко хорошо знал, где находятся «Кочеты», ему не раз приходилось по служебным делам бывать в тех местах. Он назвал железнодорожную станцию, от которой до имения «Кочеты» рукой подать…

Арест Бейлиса

Вот уже несколько недель, как в доме Бейлиса царило смятение. Да и как могло быть иначе, если на улице Бейлису буквально не давали прохода. Как только он появлялся на Верхне-Юрковской, из открытых окон раздавались испуганные восклицания матерей:

— Петька… Ванька… Тамара, скорее домой!

— Что случилось, мамочка?

— Не видишь, еврей с черной бородой…

У Менделя Бейлиса действительно была черная борода. Когда он слышал возгласы напуганных матерей, он мучительно морщился, оборачивался к детям и следил за ними своими грустными глазами, пока они, как всполошившаяся стайка птичек, разбегались кто куда.

Беда пришла в маленький домик: даже густой орешник, прикрывавший своей листвой тихое жилье, не в состоянии был уберечь его от этой черной тучи страха, нависшей над домом.

Временами Бейлису приходила мысль увезти куда-нибудь жену и детей. Но куда? Кое-кто отговаривал: уедешь — тогда уж конечно скажут, что он, Бейлис, сделал это неспроста, значит, он действительно повинен в убийстве Андрея Ющинского. Находились и такие, что настоятельно советовали Менделю немедленно перебраться вместе с семьей в другой город, например в Одессу, а оттуда, как только будут получены нужные документы и деньги на дорогу, переправиться в Америку. Мендель избавится от навета, да и вся киевская община будет спасена…

«Но ведь в ритуальном убийстве обвиняются не только местные евреи — все российское еврейство в опасности… даже евреи всего мира…» — думал Бейлис.

Нет, никуда он не поедет. Он честный человек, не запятнанный решительно ничем, никому не причинивший зла… Незачем ему скрываться… Никаких советов не слушал «чернобородый», он верит в правосудие, убежден, что никто и пальцем его не тронет. Мало ли что выдумывают некоторые насмерть перепуганные женщины. Правда, на душе тяжело, но все это пройдет, как страшный сон.

Однажды, когда Бейлис был еще солдатом, на него ротному командиру пожаловался фельдфебель. Но тогда за Бейлиса вступился не один солдат, и фельдфебелю так и не удалось осуществить свой замысел. Правда, он отвел душу, влепил Менделю затрещину, но… боль прошла, как и все проходит в жизни. Зато на долгие годы сохранилась добрая память о товарищах, вступившихся за него. Бейлис всегда незыблемо верил в справедливость…

Жена пыталась уговорить его: нельзя не прислушиваться к советам друзей. Но Мендель решил твердо: никого он не будет слушаться! Мало ли — собака лает, а ветер носит…

А собак оказалось немало, был и ветер, но сил не хватало относить этот лай. Заварилась каша вокруг Менделя Бейлиса, да и не только вокруг него одного. Главный удар предназначается не тихому Менделю, старательно и честно служившему своему хозяину — владельцу кирпичного завода Зайцеву. Удар рассчитан на более крупную цель…

В полночь с двадцать первого на двадцать второе июля, когда Бейлис и его домашние уже спали, в дверь постучали. Спросонья Мендель не мог ничего разобрать:

— Послушай только, как барабанят в дверь… Кто это?

— Может, пожар…

— О чем ты говоришь, упаси бог… — Мендель уже стоял посреди комнаты.

Тем временем в дверь стали колотить чем-то тяжелым.

— Сейчас, сейчас, — отозвался Мендель, не попадая ногами в старые истоптанные шлепанцы.

— Открывай! — донесся сердитый голос.

— Кто там? — спросил Бейлис.

— Немедленно открой! — еще более настойчиво требовал тот же голос.

— Что вам угодно?

— Здесь живет Мендель Бейлис?

— Да, здесь, — ответил он и, обернувшись к жене, стоявшей подле него, прошептал: — Пришли-таки, сволочи!

— Не отворяй… что они нам сделают?

— Взломают дверь, больше ничего…

И Бейлис пошел открывать.

В дом ворвались полицейские, а за ними жандармы в зеленоватых мундирах. Проснулись дети. Испуганные, еще скованные сном, они от страха втягивали голову в плечи.

Вперед шагнул худой, среднего роста подполковник с длинными усами. Это был Николай Николаевич Кулябко — начальник Киевского охранного отделения. Ловким движением он стянул лайковую перчатку, достал из папки ордер на арест, слегка поклонился и произнес отчетливо:

— Мендель Бейлис, одевайтесь. Пойдете с нами…

— Куда вы его, господин начальник? — бросилась к нему жена Менделя.

Кулябко прищурился:

— Это уже наше дело. А вы успокойтесь, мадам!