Преступление начинается с вешалки

Хотя, с другой стороны, ни у кого не было лучших возможностей проделать все установленные мною манипуляции и с ботинками Оксаны, и с ней самой, чем у тех, с кем она непосредственно вместе работала. И к обуви ее они свободно могли получить доступ так, что никто бы и не заподозрил, и к плотникам поднимались по сто раз на дню, так что никому бы не пришло в голову, что в тот день это было сделано специально.

Да, удобные возможности были. И возможности были, и мотив был… Неужели Оля? Эта серая мышка, которая постоянно ходила, уткнувшись своими очками себе под ноги, и которую невозможно было раскрутить ни на один разговор, кроме разговора о текущих делах? Н-да-а…

Хотя, с другой стороны, вот здесь-то как раз было бы неудивительно, если бы выяснилось, что в тихом омуте водятся черти. Оля Васенина это вам не Вера Краснова. Уже одно то, что, испытывая такое давление со всех сторон, она до сих пор здесь работает – уже одно это говорит о многом.

Но – ботинки!

Ботинки в картину никак не вписывались, и это могло означать одно из двух – либо имеется какая-то веская причина, почему Оля до сих пор не уничтожила такую существенную улику, либо она не имеет отношения к случившемуся с Оксаной.

Придя к этому, в общем-то, не очень утешительному в моем положении выводу, я поняла, что большего из имеющихся на сегодняшний момент данных мне не выжать, и отправилась спать.

Когда на следующее утро я пришла в цех, выяснилось, что мне необходимо в очередной раз отправиться «туда, не знаю куда» за очередным загадочным веществом, необходимым нам для работы. Но на сей раз целью моего путешествия был не склад, а какое-то совсем уж зашифрованное помещение, обнаружить которое самостоятельно у меня не было ни малейшей возможности. Это я поняла очень быстро, слушая бесконечные: «…а потом повернешь, а потом поднимешься, а потом спустишься».

– Наталья Викторовна! – взмолилась я. – Дайте мне кого-нибудь в провожатые, а то я целый день буду блуждать.

И тут, как по мановению волшебной палочки, в цехе появился Володя.

Этот Володя был очень интересной личностью. Если бы требовалось охарактеризовать его внешний вид одним словом, это, несомненно, было бы слово «тщедушный». Маленького роста, худой, как велосипед, сутулый и к тому же очень близорукий, Володя не вызывал у окружающих никаких других чувств, кроме жалости. Но гонору у Володи было столько, что хватило бы на двадцать Цезарей.

Володя, как и Глеб Александрович, имел на меня виды, но если Глеб ограничивался чувствами, так сказать, платоническими, то Володя сразу хотел жениться. Ни больше ни меньше. Мне было известно даже, что он несколько раз намекал Наталье, чтобы она сориентировала меня в нужном направлении.

Но поняв, видимо, что ловить ему здесь нечего, Володя прекратил свои попытки и замкнулся в гордом молчании. А однажды, когда я без всякой задней мысли, обращаясь к нему, нечаянно сказала: «Володя, солнце мое…», он, приняв наполеоновскую позу и задрав подбородок к самым небесам, очень внятно проговаривая каждую букву, ответил: «Я не твое солнце». И надо было видеть этого отверженного принца в изгнании.

В общем, Володя был персонажем весьма неоднозначным, и, размышляя о том, кто бы это мог намазать мне ботинки свечкой, я даже, грешным делом, думала, уж не он ли это.

Очень многие, в том числе Азатов, а иногда и я сама, называли Володю не Володей, а Вольдемаром, и, как ни странно, несмотря на непрезентабельную внешность, это имя очень ему подходило.

Володя работал в плотницком цехе, но настоящей его профессией было экспроприировать все, что плохо лежит, поэтому образ жизни он вел богемный: то сядет, то выйдет.

Вообще, насколько мне было известно, все, кто работал у плотников, имели за спиной пребывание в местах, не столь отдаленных. Даже начальник плотницкого цеха Саша, человек однозначно положительный, в свое время за что-то сидел.

Думаю, тот факт, что на работу в этот цех брали тех, кто имел криминальное прошлое, был связан с размерами театральной зарплаты. Она и для девушек-то была маловата, а уж мужику и вовсе было обидно получать такие деньги. Но поскольку после отсидки перебирать вакансии не приходилось, шли, видимо, куда брали. А в театр брали. Так и подобрался наш плотницкий цех.

Впрочем, основная его часть, совершенно очевидно, давно уже покончила со своим криминальным прошлым. Но Вольдемар явно не собирался останавливаться на достигнутом. Уже по одному тому, как он иногда стрелял глазами по сторонам, было понятно, что материальные активы театра известны ему как свои пять пальцев, и что стоит только какой-то части этих активов на короткое время оказаться без присмотра, как Вольдемар тут же найдет им подходящее применение. Так что и следов потом не отыщешь.

Появление Вольдемара в нашем цехе оказалось очень кстати, поскольку, решив с Натальей какой-то незначительный вопрос, по которому он, собственно, и заходил, он согласился проводить меня в условленное место, где и предстояло мне взять требуемый для нашей работы ингредиент.