Преступление начинается с вешалки

Оказалось, что упомянутое место находилось не так уж далеко. Нужно было выйти из театра с черного хода, перейти тротуарчик и подняться по лестнице в какое-то деревянное помещение, где и стояли мешки с насыпанным в них искомым веществом. Вольдемар простер свою любезность даже до того, что самолично насыпал вещество, оказавшееся белым порошком, похожим на молотую слюду, в пакет, который дала мне Наталья.

– Ой, Вовочка, вот спасибо тебе, а то я уж не знала, что и делать, – преисполненная благодарности, говорила я.

– То-то, – солидно отвечал Вовочка, поправляя очки. – За мной как за каменной стеной, я тебе сразу сказал. А ты, не знаю чего… выпендриваешься.

– Да чего я выпендриваюсь, ничего я не выпендриваюсь, – примирительно произнесла я, не желая огорчать Вовочку как раз в тот момент, когда он так мне помог. – Просто…

– Чего просто? Просто ей. Вот и сиди без мужика. Просто…

Вовочка в дополнение к своему гонору имел еще и взрывной характер, и я почла за лучшее не развивать тему. Вместо этого я решила перевести внимание своего собеседника на другие объекты, втайне надеясь, что этот маневр, возможно, поможет мне ненароком узнать что-то новенькое и об Оксане. Ведь Вовочка, как никто другой, был близок к той среде, к которой относился и покровитель Оксаны, так что они наверняка легко нашли общий язык друг с другом.

– Слушай, Володь, а на что я-то тебе сдалась? – спросила я. – Мало баб, что ли, кругом? Взял бы себе актриску какую-нибудь закадрил.

– Угу, – угрюмо буркнул Володя, из чего я сделала вывод, что к актрисам он тоже подкатывал и тоже не очень успешно.

– Ну или вот у нас девчонки работают, – продолжала я, поняв, что тема актрис заведомо бесперспективна, – Аленка, например, чем тебе не невеста?

Вова презрительно фыркнул и сказал:

– Тоже мне, невеста. Малолетка сопливая.

– Нет, ну вы посмотрите – все ему нехорошо. Даже и не знаю, что сказать. А вот еще работала здесь… Оксана, кажется. Тоже тебе не нравилась?

При одном упоминании имени Оксаны Володя покрылся пятнами и весь затрясся. Я сначала даже не поняла, в чем дело, и подумала, что это с ним приступ какой-нибудь болезни. Но очень скоро выяснилось, что это приступ обыкновенной ярости. Хотя и очень сильной.

Володя просто задыхался от бешенства и, не в силах внятно выговорить ни слова, отрывисто бросал:

– Да ее… ее… эту… ее…

Признаюсь, я даже не ожидала, что мое безобидное желание навести Володю на разговор об Оксане и, возможно, получить от него какую-то новую дополнительную информацию вызовет такой эффект.

Володю колбасило не по-детски, и когда он наконец обрел способность говорить, на мою голову обрушился поток самых вычурных и замысловатых идиоматических выражений. Даже я, которой по роду деятельности приходилось общаться с представителями весьма и весьма разнообразных социальных слоев и выслушивать от них самые неожиданные ремарки, признаюсь, открыла для себя много нового.

К сожалению, все мои попытки прорваться сквозь этот поток ругательств к Володиному здравому смыслу оказались безуспешны. Мне хотелось, чтобы он хоть на мгновение остановил свой страстный монолог и объяснил причину своего неудовольствия, но ничего не вышло. Как ни старалась я его успокоить, это вызывало только новые приступы ярости и вслед за ними очередную порцию лингвистических новинок.

Наконец мне это надоело. Я молча взяла пакет с насыпанным в него веществом и молча же покинула помещение, оставив Володю изливать свое негодование, сколько ему будет угодно, благо обратную дорогу в цех я могла найти уже самостоятельно.

Но покинув Володю, я, разумеется, не могла оставить без внимания его реакцию на упоминание об Оксане. Конечно, по ходу своего театрального расследования я встречалась с людьми, которые относились к потерпевшей неприязненно, но сталкиваться с такими бурными проявлениями мне до сих пор еще не доводилось. Чем же могла она ему так насолить?

Тут, конечно, необходимо было сделать скидку на особенности Володиного характера. Он всегда заводился с полоборота, но все-таки сегодняшний случай был просто из ряда вон выходящим. Таким я его еще ни разу не видела.

Ситуация, несомненно, требовала разъяснения, но столь же несомненным было и то, что от Володи я этих разъяснений наверняка не получу. Нужно было искать другой путь.

Поднимаясь по нашей бесконечной лестнице (и уже не боясь упасть), я раздумывала о том, кто же может иметь более-менее подробную информацию о Володе.

Мог ее иметь Азатов, поскольку я уже не один раз замечала, как они хитро друг с дружкой перемигивались. Не иначе, Володя прокручивает свои темные делишки под покровительством ушлого завпоста. Не исключено даже, что последний время от времени, что называется, «наводит». Не бескорыстно, конечно. Но боюсь, что именно поэтому Азатов и не захочет распространяться о всех тонкостях профессиональной и прочей деятельности Володи. Если он хотя бы частично в доле, то, разумеется, крайне не заинтересован в том, чтобы об этой деятельности было известно кому бы то ни было.