Преступление в Орсивале

Когда Лекок спешит, он ходит быстро. Вот и сейчас он почти летел по улице Лоретской Богоматери, улице, которую приходится мостить чаще всех улиц в Париже, так что папаша Планта едва поспевал за ним. Все убыстряя шаг, с головой уйдя в раздумья о том, какие меры принять, чтобы обеспечить наибольший успех своим планам, сыщик продолжал свой монолог, обрывки которого время от времени удавалось уловить старому судье.

– Все идет прекрасно, – бормотал он, – все будет в порядке. Слыханное ли дело, чтобы кампания, начавшаяся столь удачно, не увенчалась успехом! Если Акаб уже в кабачке, если кто-нибудь из моих посланцев принес нужные сведения, нынче же вечером с преступлением в «Тенистом доле» все станет ясно, все определится, а через неделю никто уже не вспомнит об этой истории. – В конце улицы, напротив церкви, сыщик внезапно остановился. – Прошу прощения, сударь, – обратился он к орсивальскому мировому судье, – что столько времени таскал вас за собой и заставлял делить тяготы моего ремесла. Но, не говоря уж о том, что вы могли оказаться мне весьма полезны у мадам Шарман, ваше присутствие становится мне совершенно необходимо теперь, когда мы всерьез беремся за Тремореля.

Они перешли на другую сторону и вошли в кабачок на углу улицы Мучеников. Хозяин, который за цинковой стойкой разливал по литровым бутылкам содержимое огромного кувшина, был, казалось, изрядно удивлен, видя в своем заведении двух посетителей, принадлежащих, судя по их внешности, к высшим классам общества. Но Лекок, подобно Алкивиаду[20], был везде у себя дома и везде говорил на языке тех, к кому пришел.

– Скажите-ка, не у вас ли собралась компания человек в восемь-десять, которые поджидают своих приятелей?

– Да, сударь, эти господа пришли примерно час назад.

– Они сейчас в отдельном кабинете, что в глубине дома, не так ли?

– Именно так, сударь, – ответил кабатчик с внезапной почтительностью.

Он не знал наверняка, что за человек его расспрашивает, но нюхом учуял в нем важную персону из префектуры полиции. Поэтому он ничуть не удивился, что этот изысканный господин знает его заведение не хуже, чем он сам, и без колебаний распахнул перед ним двери кабинета.

В просторном помещении в глубине дома, отделенном от остальных лишь простой перегородкой из матового стекла, пили и перебрасывались засаленными картами человек десять самого разного вида. При появлении Лекока и папаши Планта все почтительно встали, а те, кто оставался в шляпах или фуражках, тут же их сняли.

– Превосходно, господин Акаб, – обратился сыщик к человеку, который, по-видимому, возглавлял этот отряд, – вы точны, я вами доволен. Мне вполне достаточно будет шестерых из ваших людей, тем паче что я вижу здесь трех человек, которых посылал сегодня с поручением.

Г-н Акаб поклонился, радуясь, что снискал одобрение начальника, который обычно не слишком-то щедр на похвалы.

– Потерпите еще минуту, – продолжал Лекок, – дальнейшие мои распоряжения будут зависеть от донесений, которые я услышу. – Затем он обратился к троице, которую посылал утром к торговцам мебелью: – Кому из вас удалось что-либо разузнать?

– Мне, сударь, – отозвался высокий молодой человек с бледным лицом и чахлыми усиками типичного парижанина.

– Опять ты, Зеленец? Право же, друг мой, тебе везет. Пойдем в соседний кабинет, но сперва скажи хозяину, чтобы принес нам бутылку вина, да пусть проследит, чтобы нас не беспокоили.

Вскоре все распоряжения были исполнены, и Лекок, усадив папашу Планта, самолично запер дверь на символическую задвижку.

– Теперь рассказывай, – велел он подчиненному, – и будь краток.

– Сударь, я понапрасну показывал фотографию доброму десятку торговцев, но наконец-то ее опознал один солидный мебельщик на улице Святых отцов в предместье Сен-Жермен; имя этого человека – Реш.

– Постарайся передать мне слово в слово все, что он тебе сказал.

– Это, заявил мебельщик, портрет одного моего клиента. Он пришел ко мне с месяц назад и сообщил, что ему нужна полная обстановка – гостиная, столовая, спальня и все прочее – для небольшого особняка, который он только что снял. Он не торговался и поставил только одно условие: чтобы все было готово, привезено, расставлено, шторы повешены, ковры постелены не позже чем через три недели, то есть к прошлому понедельнику.

– Каков был счет?

– Восемнадцать тысяч франков: половину авансом, остальное в день доставки.

– Кто платил во второй раз?

– Слуга.

– Как отрекомендовался этот господин?

– Как Джеймс Уилсон, но господин Реш признался мне, что на англичанина этот джентльмен не похож.

– Где он живет?

– Мебель была доставлена в особняк на улице Сен-Лазар, номер… возле Гаврского вокзала.

На лице Лекока, сперва изрядно озабоченном, изобразилась неподдельная радость. Его охватила законная и естественная гордость полководца, который видит, что военная хитрость удалась и врагу грозит поражение. Он позволил себе фамильярно хлопнуть старого судью по плечу и произнес только одно слово:

– Попался!

Но Зеленец покачал головой.

– Я в этом не уверен, – сказал он.

– Почему?