Преступление в Орсивале

Она уже перестала плакать, забыла про злость и смеялась. Она мечтала о кулечках жареного картофеля и об ужинах в кафе. Соврези изумлялся. Он и представления не имел о характере парижанки, отвратительной и прекрасной, непостоянной, нервической, переменчивой, которая одновременно плачет и смеется, ласкает и царапает; мимолетная мысль может мгновенно заставить ее забыть о недавних переживаниях.

– Короче, плевать я хотела на Эктора, – уже спокойно заявила мисс Фэнси, совершенно забыв, что недавно говорила обратное. – Он меня интересует не больше, чем восемь лет назад, но я не потерплю, чтобы он вот так оставил меня. Он не сможет сказать, что бросил меня ради другой любовницы. Я не позволю.

Мисс Фэнси относилась к тем женщинам, которые руководствуются не рассудком, а чувством; спорить с ними – безумие: несмотря на самые убедительные аргументы, навязчивая идея возникает у них снова и снова, подобно тому как проткнутая в бутылку пробка подходит к горлышку всякий раз, когда наливаешь вино.

Соврези, до сих пор не понимавший, чего ради она пригласила его, подумал, что ему нелегко будет сыграть роль, которую он для себя наметил. Но он был терпелив.

– Дорогое дитя, я вижу, вы меня не поняли и даже не выслушали. Я вам сказал, что Эктор намерен жениться.

– Он! Жениться? – воскликнула Дженни с одним из тех насмешливых бульварных телодвижений, которые можно назвать жаргоном жестикуляции. Потом, задумавшись на миг, спросила – Значит, это правда?

– Уверяю вас, – ответил Соврези.

– Нет, тысячу раз нет! Это немыслимо. У него любовница, я знаю, уверена, у меня есть доказательства. – Улыбка Соврези помогла Дженни преодолеть нерешительность: – А что же тогда означает записка, которую я нашла у него в кармане полгода назад? – запальчиво крикнула она. – Подписи на ней нет, но она может принадлежать только женщине.

– Записка?

– Да, и она не оставляет никаких сомнений. Вы спросите, почему же я не сказала ему о ней? Да потому что не посмела. Я люблю его и струсила. Подумала: «Если я скажу ему, а он и вправду любит другую, это будет конец, я потеряю его». Поставленная перед выбором делить его с другой женщиной или расстаться, я выбрала первое. Я убивалась, смирялась с унижением, пряталась, чтобы выплакаться, обнимала его, изображая радость, а сама искала у него на лице следы чужих поцелуев. И верила, что он вернется ко мне. Дура безмозглая! Я даже ни разу не устроила ему скандала из-за той женщины, которая заставила меня так страдать.

– И что же вы теперь собираетесь делать?

– Не знаю. Все, что угодно. Я промолчала про ту записку, но сохранила ее. Это мое оружие, и я им воспользуюсь. Когда захочу, я узнаю, кто она, эта женщина, и тогда…

– Но, дорогое дитя, вы вынудите Тремореля, который так расположен к вам, обратиться к крайним мерам.

– А что он может мне сделать? Я не отстану от него, буду следовать за ним, как тень, буду всюду кричать имя той женщины. Он засадит меня в Сен-Лазар[11]? Оттуда тоже выходят. Я пущу про него самую чудовищную клевету, и пусть мне не поверят, но что-то к нему пристанет. Бояться мне нечего, у меня нет ни родителей, ни друзей, нет никого на свете, кто тревожился бы за меня. Вот что значит брать любовницу с улицы. Я уже так низко пала, что мне не страшно скатиться еще ниже. Послушайте меня, сударь: если вы ему друг, посоветуйте ему вернуться ко мне.

Соврези не дал себя напугать, хотя чувствовал, что угрозы Дженни весьма реальны. Перед иными видами преследования закон бессилен. Более того, имея дело с грязью, невозможно не испачкаться. И Соврези скрыл свои опасения под личиной отеческой заботы.

– Послушайте, дорогое дитя, – обратился он к Дженни. – Вы слушаете меня? Если я дам вам честное слово, что говорю правду, вы мне поверите?

Она на секунду замешкалась, но ответила:

– Да, поверю. Вы – человек чести.

– Так вот, клянусь вам, что Треморель надеется жениться на юной девушке с богатейшим приданым, чтобы обеспечить свое будущее.

– Это он вам сказал, а вы и поверили.

– Но с какой целью? Уверяю вас, с тех пор как он поселился в «Тенистом доле», у него не было, да и не могло быть, другой любовницы, кроме вас. Он живет у нас в доме вместе со мною и моей женой, как мой брат, и я знаю его распорядок дня час за часом не хуже, чем свой.

Мисс Фэнси открыла рот, чтобы ответить, но внезапная догадка, одна из тех, что заставляет вдруг изменить твердо принятое решение, лишила ее дара речи. Она молчала и, все сильнее заливаясь краской, смотрела на Соврези с непонятным удивлением. Но он не присматривался к ней. В нем родилось какое-то детское, бессмысленное, необъяснимое и в то же время мучительное любопытство. Его страшно заинтересовало доказательство неверности Тремореля, о котором говорила Дженни.

– Может быть, вы покажете мне эту пресловутую записку? – попросил он.

Эта просьба подействовала на нее, как удар электрическим током.

– Вам, сударь? – вздрогнула она. – Вам? Ни за что!