Преступления могло не быть!

Принимая в руки обрез от ружья 16 калибра, Коля Ерошенко удовлетворенно почувствовал, что заканчивается та страшная, мучительная раздвоенность, терзавшая его несколько недель все ожесточеннее и неотступнее. Здесь, вдали от постоянно тяготившего его Бережного, он почувствовал себя самостоятельным человеком. Чувство освобождения было таким приятным, таким облегчающим жизнь, что он готов был делать что угодно вместе с этими ребятами, особенно со Слипеньким, с готовностью признавшим его, Колино, мужество. Даже Ягнюков не топорщился, как обычно, не подсмеивался, не смотрел с пренебрежительной усмешкой. Коля, проверяя обрез, заглядывал внутрь — там было пусто. Поглаживая приклад, он слушал, как Слипенький, явно довольный его поведением, проговорил:

— Патронов пока нет. Но ты не горюй. В ближайшие дни будут. Ну, ребята, что долго рассусоливать? В зерновом институте есть чудесный магазинчик, в котором можно много кое-чего подцепить. Но без транспорта работа не пойдет.

Наступило молчание. Ванда оторвалась от притолоки, кокетливо начала:

— Мальчики, так быстро второй раз замуж я выходить не стану — никто не поверит…

— Да заткнись ты со своим замужеством, — грубо оборвал ее кокетство Слипенький. — На твоем хахале свет клином не сошелся, да и машину найдем получше его поганой керосинки. Ладно, ребята, теперь о деле спокойно, за столом потолковать надо. Сиди, сиди, Коля, я сам в магазин сбегаю.

Как обычно, водки было вдоволь, Коля старался пить больше всех, вспоминал подробности своих воровских похождений. Ягнюков несколько раз порывался выскочить в коридор, говоря, что надо бы пройтись, довольно открыто призывая к тому же взглядами Ванду, но та не отзывалась, а Слипенький придерживал Ягнюкова, принуждая слушать расходившегося Ерошенко. Наконец, Слипенький, собрав круговым движением рук стаканы, сказал, отодвинув их в середину стола:

— Потрепались, ребятишки. Теперь о деле поговорим. Ванда, смотайся скоренько за Люцией. — Подождав, пока дверь закроется, пока затихнет стук каблуков, сбегавших по лестнице, Слипенький, чуть понизив голос, продолжал. — Значит, Ванда и Люция поднимут руки на шоссе «Мол, подвези, приятель!» Только он остановится, мы подскочим. Дуло в затылок, любого шоферюгу обратаем. А кончим «дело» — пусть убирается на все четыре стороны: мы ему не нужны, он нам не нужен…

Ерошенко лихо улыбнулся:

— Дядя Андрей, патронов-то нет, если шофер кинется, что тогда делать?

— А тебе обязательно патроны? Не дрейфь, за патронами дело не станет. Но ты, в случае чего, наверни по черепу, чтобы норов свой не показывал.

В дверь шмыгнули Ванда и Люция.

— Девочки, вы чуть-чуть опоздали, — галантно начал Слипенький, — но доверьтесь мужчинам — все будет в порядке.

Однако когда настал день, назначенный для угона машины, в общежитии не оказалось Ягнюкова. Слипенький послал Ванду и Люцию сходить в столовую и магазины, но с каждым часом становилось все яснее, что струсивший Циклоп не появится.

— Какая трусливая сволочь! — без устали ругался Слипенький. — Любит готовое жрать. Но каждый будет жрать свое, честно заработанное. Коля! Ты без внимания на эту скотину, наплевать нам на него, без него все чисто сработаем.

На автобусе добрались до конца Шортандинского. Вечерело. На дальнем конце степи малиновым огнем горел долгий степной закат. Сильно пахли травы. Люция и Ванда торопливо пошли вперед. Легко стучали по дорожной пыли сандалии. Облюбовав удачное место для засады — кусты и несколько деревьев, Слипенький и Коля Ерошенко сели на землю. Вслед за донесшимся звуком надсадно работающего мотора, на дорогу вдалеке выехал и стал приближаться к месту засады грузовик. Кроме шофера, в машине никого не было — это острые глаза Слипенького разглядели издалека.

— Делайте, что нужно, девоньки. Становитесь, он затормозит, — громким голосом приказал Слипенький.

Девушки озабоченно замахали руками, притворно улыбаясь. Грузовик замедлил ход, остановился, металлически скрипнули тормоза. Шофер любезно приоткрыл дверцу. Люция мгновенно встала на подножку, левой рукой растворила с силой дверцу так, что шофер, не успевший выпустить скобы, повалился на сиденье, а правой рукой быстро выхватила из гнезда ключ зажигания. Мотор сразу заглох. Шофер, опомнившись, бросился за Люцией, не понимая случившегося.

— Ты что, сдурела? — крикнул он растерянно. И отшатнулся в тревоге. На него смотрело черное дуло обреза и хладнокровные глаза паренька в серой кепке. Шофер застыл в недоумении, но мужчина, выросший рядом с вооруженным пареньком, растопырил угрожающе левую пятерню и грубо заорал:

— Ша, приятель! Коля, будет трепыхаться, жми на гашетку! Девочки, сюда! Забирайтесь в кузов. Люци, давай ключ! А ты, цыпленок, иди в кузов.

Машина, некоторое время интенсивно подергиваясь, все-таки тронулась с места. Шофер сидел на скамейке, стиснутый двумя девицами, Коля держал обрез наготове. По сторонам шофер посматривать не решался. Все молчали.

Ночь тем временем наступила окончательно, грузовик пробирался окольными улицами Елизаветинки, еле слышно гудя мотором. Ванда наклонилась к окну кабины: