Преступления против правосудия

В русском языке слово «угроза» определяется как запугивание, обещание причинить кому-либо вред, зло[286]. В теории уголовного права также обращается внимание на то, что «содержание угрозы заключается в передаче информации о готовности причинить тот или иной вред определенному благу»[287].

Встречается, однако, и другое понимание угрозы. Так, некоторыми авторами она рассматривается как «психологическое воздействие на потерпевшего с целью изменения его поведения в интересах угрожающего лица»[288]. По этому признаку угрозу как самостоятельный состав предлагается отграничивать от так называемого обнаружения умысла, т. е. высказывания намерения совершить преступление, при котором подобная цель не ставится[289].

На наш взгляд, угроза как самостоятельное преступление не всегда преследует цель изменения поведения потерпевшего, ее не следует смешивать с психическим принуждением. Угрожающий, руководствующийся мотивами мести, чаще всего такой цели не преследует. Ему важно породить в потерпевшем чувство страха, беспокойства, неуверенности, незащищенности. По словам Н. С. Таганцева, угроза наказывается как самостоятельное преступление «благодаря тому беспокойству, волнению, которое угроза или похвальба производит в угрожаемом лице или обществе»[290]. И именно в непосредственном воздействии на один из объектов уголовно-правовой охраны, в причинении вреда тому или иному виду безопасности заключается отличие угрозы от обнаружения умысла. Кроме того, угрожающий может в действительности и не иметь намерения привести свою угрозу в исполнение.

Как верно отмечается в литературе, информационность угрозы предопределяет ее персонифицированность[291]. Применительно к ст. 296 УК это означает, что адресатами угрозы выступают только лица, названные в данной статье в качестве потерпевших. При этом лица, которым непосредственно передается содержание угрозы, могут и не быть соответствующими адресатами. Важно, однако, чтобы у виновного была цель довести угрозу до сведения адресата[292]. В этой связи актуальным представляется и вопрос о моменте окончания данного преступления. При его решении нельзя ограничиваться только указанием на формальный характер состава преступления или на то, что данное преступление окончено с момента совершения описанных в законе действий.

Информационность и персонифицированность угрозы предполагают, что оконченным преступление, предусмотренное ч. 1 и 2 ст. 296 УК, может считаться лишь с того момента, когда содержание угрозы доведено до сведения соответствующего адресата[293].

В свете сказанного не совсем точным представляется утверждение Ю. И. Кулешова, который, рассматривая признаки состава преступления, предусмотренного ч. 1 и 2 ст. 296 УК, пишет: «Для квалификации не имеет значения то, в какой форме и кому (самому потерпевшему или окружающим) была высказана эта угроза»[294]. Автор прав в том, что форма выражения угрозы может быть различной: устной, письменной, публичной, непубличной. Но при этом угроза не может признаваться оконченным преступлением, если, будучи адресованной конкретному лицу, она не достигла его. В этом случае можно говорить лишь о покушении на преступление. А высказанная в присутствии других лиц угроза в отношении указанных в ст. 296 УК субъектов лицом, не имеющим намерения довести ее до адресата, и вовсе не может оцениваться как преступное деяние.

Содержание угрозы, адресованной указанным в ст. 296 УК лицам, конкретизировано. Виновный должен угрожать совершением одного из следующих деяний:

— убийством;

— причинением вреда здоровью;

— уничтожением или повреждением имущества.

Таким образом, по своему содержанию предусматриваемая ст. 296 УК угроза шире, чем угроза, о которой идет речь в ст. 119 УК, «ибо включает угрозу не только убийством или причинением тяжкого, но и любого другого вреда здоровью, а также повреждением или уничтожением имущества»[295]. В то же время за рамками содержания состава преступления, предусмотренного ст. 296 УК, оказалась угроза совершения целого ряда деяний, обладающих повышенной общественной опасностью, например, изнасилования, похищения человека, захвата заложника и др. Не случайно в юридической литературе поднимается проблема законодательного расширения содержания угрозы в связи с осуществлением правосудия или производством предварительного расследования. Так, Б. С. Райкес справедливо признает более удачной в этом отношении редакцию ст. 176² УК РСФСР, предусматривавшей ответственность не за угрозу причинения вреда здоровью, а за угрозу насилием, охватывавшую и угрозы указанного характера[296]. В то же время автор обращает внимание на недопустимость квалификации по ч. 1 и 2 ст. 296 УК угроз совершения действий, прямо не указанных в данной статье[297]. И в этом с ним также можно согласиться.