Во-вторых, при подобном правотворческом решении не в должной мере используются дифференцирующие свойства уголовного закона в том случае, когда дифференциация ответственности являлась бы вполне обоснованной. Вряд ли можно игнорировать тот факт, что уровень общественной опасности преступных деяний, продиктованных сознанием несправедливости осуществленных по отношению к субъекту действий и принятых в отношении него решений, значительно ниже, чем степень общественной опасности преступлений, мотивированных недовольством тем, что субъекты процесса действовали в отношении виновного в соответствии со своими функциями. В то же время можно увидеть существенную разницу между уровнем общественной опасности обоих этих деяний, с одной стороны, и уровнем общественной опасности угроз, продиктованных стремлением воспрепятствовать осуществлению соответствующих функций и обязанностей, с другой.
На наш взгляд, было бы гораздо логичнее, если бы в гл. 31 УК предусматривалась ответственность не за всякую угрозу по отношению к субъектам процессуальной деятельности в связи с осуществлением последней, а лишь за угрозу, сопровождающуюся требованиями прекратить или изменить подобную деятельность с целью придать ей незаконный характер. Что же касается угрозы в отношении соответствующих лиц, осуществленной по мотивам мести за законно выполненную деятельность по осуществлению процессуальных функций или обязанностей по исполнению судебного акта, то она должна преследоваться в рамках главы о преступлениях против жизни и здоровья. Не исключено, что подобное решение предполагает конструирование квалифицированного состава угрозы, в котором в качестве квалифицирующего признака выступало бы совершение преступления по мотивам мести за осуществление деятельности по выполнению служебных, иных юридических обязанностей или общественного долга.
Но уж если сохранять состав угрозы в рамках главы о преступлениях против правосудия в качестве модели посягательства на безопасность участников процессуальной деятельности, лиц, выполняющих обязанности по исполнению судебных актов, а равно их близких, то делать это надо, избегая упреков в нарушении принципа равенства граждан перед законом и судом.
Безопасность — важнейшая предпосылка осуществления любой процессуальной функции. По этой причине она может выступать объектом уголовно-правовой охраны не только для гл. 16 УК, но и для гл. 31 Уголовного кодекса. Л. В. Брусницын, на наш взгляд, верно подчеркивает: «Если государство возлагает на индивида исполнение уголовно-процессуальных обязанностей, сопряженных с возникновением для него опасности, то оно в свою очередь обязано усилить правовые средства обеспечения его безопасности»[285]
. Автор пишет лишь об участниках уголовного судопроизводства, но то же самое можно сказать обо всех лицах, вовлеченных в сферу правосудия и связанной с ним деятельности. С этих позиций вряд ли можно получить резонные, убедительные ответы на следующие вопросы:1. Почему безопасность потерпевших, указанных в ч. 1 ст. 296 УК, охраняется строже, чем безопасность лиц, перечисленных в ч. 2 той же статьи? Почему, например, закон охраняет равным образом жизнь судьи и прокурора, здоровье судьи и прокурора, но этого равенства нет, когда речь заходит об охране безопасности и спокойствия указанных лиц?
2. Почему некоторые участники процессуальной деятельности вообще не защищены нормами гл. 31 УК от угроз, осуществляемых в связи с этой деятельностью (например, представители потерпевшего, гражданского истца, гражданского ответчика, истцы, ответчики, понятые и другие), а угроза по отношению к свидетелям, потерпевшим, переводчикам образует самостоятельный состав преступления лишь тогда, когда угроза есть средство принуждения к нарушению обязанности содействовать правосудию?
3. Какими соображениями руководствовался законодатель, признавая эксперта и специалиста потерпевшими как от преступления, предусмотренного ст. 296 УК, так и от преступления, предусмотренного ст. 309 УК?
Эти вопросы, на наш взгляд, должны заставить задуматься еще раз об обоснованности уголовно-правовых запретов, закрепленных в упомянутых статьях УК, о технике их выражения в законе. Нам же необходимо вернуться к анализу состава преступления, предусмотренного ст. 296 УК, в его нынешнем виде.
В ч. 1 данной статьи в качестве потерпевших от преступления названы судья, присяжный заседатель, иное лицо, участвующее в отправлении правосудия, а равно их близкие. А в ч. 2 в качестве таковых упомянуты прокурор, следователь, лицо, производящее дознание, защитник, эксперт, специалист, судебный пристав, судебный исполнитель, а также их близкие. Необходимые пояснения, касающиеся указанных субъектов, давались применительно к ст. 295 УК.
Объективная сторона преступления, предусмотренного ч. 1 и ч. 2 ст. 296 УК, выражается в угрозе убийством, причинением вреда здоровью, уничтожением или повреждением имущества потерпевшего