Преступления страсти. Коварство (новеллы)

Среди масонов было много членов парламента.[4] Шартр через своих сподвижников поддерживал парламент в его борьбе против королевской власти. Он постоянно демонстрировал отвращение к придворному стилю жизни: в 1787 году в собрании нотаблей защищал третье сословие и отстаивал права парламента перед королем; во время голода 1787-1788 годов помогал нуждающимся съестными припасами, что способствовало росту его популярности; в 1789 году был избран от дворянства в Генеральные штаты, где примкнул к депутатам от третьего сословия, провозгласившим себя Национальным собранием.

«Парламенты, – пишет современник тех событий, – функции которых непомерно возросли, начали во всем противостоять правительству. Сопротивление местных дворов, объединившихся и провозгласивших неделимость, отказывающихся подчиняться эдиктам короля и даже арестовывавших офицеров, становилось нетерпимым…»

«Эту невероятную анархию, – подтверждает Вольтер, – терпеть дольше было невозможно. Либо корона должна была восстановить свою власть, либо парламенты должны были взять верх. Это была власть, восставшая против власти, и либо та, либо другая должна была пасть».

Герцог Орлеанский занимал ту же позицию, что и его сын, – позицию предательства. Король запретил им появляться при дворе, их лишили части доходов, а в глазах народа Орлеан и Шартр приобрели ореол мучеников. Их приветствовали на улицах, а некоторые уже поговаривали, что, может быть, Орлеаны были бы не так уж плохи на троне…

Тем временем во дворце произошло событие, которое еще больше подорвало престиж королевской власти, а также заставило Марию-Антуанетту более трезво взглянуть на происходящее в стране.

Речь идет о знаменитом «деле об ожерелье», столь захватывающе описанном Александром Дюма-отцом в романе «Ожерелье королевы». Упрощенно суть его такова.

Некий кардинал Роган воспылал страстью к королеве и пожелал склонить ее к греху. Он заказал у ювелиров драгоценное ожерелье и велел показать его королеве. В то время в Париже обитала некая авантюристка (кстати, принадлежавшая к числу масонов, а мы помним, кто предводительствовал ими во Франции) мадам Ламотт, которая входила в круг приятелей кардинала и пожелала завладеть сокровищем. Она и ее супруг нашли среди проституток Пале-Рояля ( мы помним также, кому принадлежал дворец) некую «статистку» по имени Николь, которая была внешне очень похожа на королеву. Встречаясь с ней, Роган был убежден, что встречается с королевой, которая готова отдать ему свою благосклонность. Мадам Ламотт написала фальшивую расписку ювелирам, получив от них ожерелье, а от кардинала – деньги, и попыталась бежать. Вся история вскрылась, когда ювелиры пришли во дворец требовать свои миллионы. Об этом стало известно в парламенте, и советник Фрето де Сент-Жюст воскликнул:

– Хорошенькое дельце! Кардинал-мошенник и королева, оказавшаяся замешанной в деле о подлоге! Сколько грязи на скипетре и на жезле! Настоящий триумф для свободолюбивых идей!

Так и хочется спросить: а не для того ли и была затеяна вся афера с ожерельем?

Конечно, королева сделала огромную ошибку, поручив парламенту разбирать это дело. Многолетнее безразличие монархов к парламенту теперь обернулось против них, судьи считали, что настало время публично и основательно проучить короля и королеву. Двадцатью шестью голосами против двадцати двух кардинал Роган был оправдан полностью и безоговорочно. Оправдали и Николь, и знаменитого Калиостро, который тоже был замешан в афере. За все «на растерзание» отдавалась мадам Ламотт. Ее секли плетьми, заклеймили буквой «V» (voleuse, то есть воровка) и приговорили навсегда заточить в монастырь Сальпетриер.

Но оправдательный приговор кардиналу стал одновременным осуждением Марии-Антуанетты. А наказание мадам Ламотт…

Герцог Филипп Орлеанский (в то время отец его уже умер, и Шартр унаследовал титул) возглавил орду сочувствующих авантюристке и мошеннице. Вообще он пользовался малейшим, самым причудливым поводом укрепить свою популярность в народе. Еще в 1784 году, восемь месяцев спустя после первого полета братьев Монгольфье, он решил полетать с братьями Роббер на воздушном шаре «Каролина».

– Я собираюсь в Орлеан, – объявил Филипп толпе, пришедшей в парк Сен-Клу, чтобы проводить шар.

Полет, впрочем, не удался. Филипп, неосторожно сбросивший сразу весь балласт, вмиг оказался на высоте 3000 метров и вынужден был проколоть оболочку «Каролины», чтобы спуститься. Падение было головокружительным, приземление ужасным, а испуг свидетелей неописуемым. И приземлился герцог не в Орлеане, а в парке в том же Версале. Хохоту было…

Оскорбленный Филипп поклялся, что все-таки докажет двору и королевской семье, что с ним следует считаться…

И вот теперь такая возможность ему представилась.