Преступники. Мир убийц времен Холокоста

Хёссу удалось разграничить руководство массовыми убийствами и личную жизнь. Он полностью посвятил себя семье, особенно детям. Психиатр Роберт Джей Лифтон говорит о существовании двух «я», или «раздвоении» личности, в подобных ситуациях. Было освенцимское «я», которое позволяло таким людям, как Хёсс, исполнять свои обязанности в окружающей обстановке, так сильно отличавшейся от ценностей, в которых их воспитывали, и второе, более важное «я», которое было ему необходимо, чтобы по-прежнему считать себя хорошим мужем и отцом ⁴⁵. Поэтому «раздвоение» служило механизмом, позволявшим избегать чувства вины. Вполне вероятно, что этот постоянный разрыв между эмоциями в кругу семьи и недовольством ежедневной рутиной, между идиллией тихих вечеров дома и ремеслом палача не мог пройти совсем без осложнений. Возможно, порой подсознание восставало против навязанного раздвоения личности ⁴⁶. Но в целом он справлялся с этим двойным существованием довольно неплохо.

Когда тюремный психиатр Голденсон спросил Хёсса, не расстраивало ли его убийство стольких людей, тот ответил: «Я думал, что поступаю правильно… Не знаю, что вы подразумеваете под расстройством из-за этого, потому что я лично никого не убил». На вопрос, преследуют ли его мысли об отравленных газом и сожженных трупах, он ответил: «Нет, у меня не бывает подобных фантазий» ⁴⁷. Когда летом 1941 года он получил приказ от Гиммлера подготовить базу для массовых казней, как он вспоминал, «причины программы уничтожения казались мне правильными. Я не размышлял над ними тогда: мне был дан приказ, и я должен был его выполнить. Относительно того, было ли массовое истребление евреев необходимо или нет, я не мог позволить себе составить собственное мнение, поскольку мне недоставало необходимой широты взглядов». «Основные приказы», полученные от Гиммлера и изданные от имени фюрера, были священны. «Они не допускали ни обсуждения, ни возражения, ни толкования…То, что приказывал фюрер, а в нашем случае его заместитель, рейхсляйтер СС, всегда было правильно» ⁴⁸.

Хёсс гордился своим эффективным управлением фабрикой смерти. С удовлетворением успешного организатора он отмечал, что вместимость газовых камер в его лагере в десять раз превышала вместимость газовых камер Треблинки ⁴⁹. Хёсс был талантливым инженером смерти. Он считал евреев «врагами своего народа», но, как он подчеркивал: «Я никогда лично не испытывал ненависти к евреям». Он с отвращением смотрел на погоню за сенсацией отвратительной газетенки Штрейхера «Дер Штюрмер». «Эта газета причинила много вреда. Вместо серьезного служения антисемитизму она принесла много зла» ⁵⁰. Безразличный к участи сотен тысяч убитых за время его пребывания на посту, Хёсс жалел себя, поскольку ему пришлось нести бремя главного палача. Ему пришлось увидеть саму смерть через смотровое отверстие газовой камеры. «Поверьте, не всегда было приятно видеть эти горы трупов и чувствовать запах постоянной гари»⁵¹. Подобная сентиментальность не спасла его от виселицы. Осужденный польским судом, Хёсс был повешен в Освенциме, на месте своих преступлений, 16 апреля 1947 года. Его тело кремировали, а прах развеяли над рекой Сола, расположенной рядом с лагерем ⁵².

Заместитель Хёсса, Роберт Мулка, был еще более твердым человеком, у которого, кажется, не возникало сомнений относительно своей работы на фабрике смерти Освенцим. Он добровольцем вступил в Ваффен-СС в 1941 году в возрасте 46 лет. Германский суд, который рассматривал его дело, пришел к заключению, что Мулка был надежным членом команды Освенцима. Четырежды Мулка нес службу на платформе, и поэтому был признан виновным в соучастии в убийстве по меньшей мере трех тысяч человек. Однажды, когда Мулка руководил операцией на платформе, ему сообщили, что «эта свинья», член еврейской «железнодорожной команды» (которые переносили багаж новых жертв), разговаривал с прибывшими евреями. Вслед за этим Мулка отдал приказ: «Прикончи его, уже поздно». Затем два эсэсовца забили заключенного дубинками насмерть. Мулка был приговорен к 14 годам тюремного заключения ⁵³.