– самолюбование: Ротштейн получал удовольствие от самого процесса допроса, того, что его снимают видеокамеры, возят по городу в сопровождении большой группы полицейских и агентов ФБР и пр. Без всякого волнения он обстоятельно и неспешно рассказывал о манипуляциях с трупом Родена, уничтожении улик и т. п. неприятных и весьма необычных для любого нормального человека деталях. Ему, безусловно, нравилось находиться в центре внимания, и он наслаждался каждой минутой, когда играл принятую на себя роль «разоблачителя злобной женщины-убийцы».
– психопатия: по мнению агентов ФБР, Уилльям Ротштейн являлся глубоко асоциальной личностью, умело скрывавшим от окружающих свои патологические черты. В его доме царил настоящий хаос, вещи были свалены кучами без всякой системы и порядка. Неспособность поддерживать порядок в собственном «жизненном пространстве» отличает подавляющее большинство психопатов. Для психопатов характерна неконтролируемая лживость, которая зачастую даже не преследует какую-то рациональную цель, человек просто врёт ради самого процесса вранья. В этом отношении показателен следующий любопытный пример: Марджори Диль-Армстронг, по словам Ротштейна, во время своего последнего визита в его дом отрезала небольшой кусочек говяжьей печени, купленной для своих кошек и собак, и выбросила его в мусорный пакет на кухне. Ротштейн уверял, что он вегетарианец, и мяса в его доме не может быть, так сказать, по определению. При осмотре мусорного пакета криминалист ФБР обнаружил в нём небольшой кусочек мяса непонятного происхождения. После его исследования в лаборатории выяснилось, что ДНК клеток этого кусочка плоти соответствует… ДНК Уилльяма Ротштейна. Последний был подвергнут медицинскому осмотру, в ходе которого стало ясно, что у него отрезана большая родинка. Ротштейн, спрошенный об этом, подтвердил, что срезал родинку бритвой и выбросил её в мусорный пакет. Попытка обмануть следственных работников была расценена как очевидное свидетельство патологической лживости Ротштейна.
Несмотря на беспорядок, царивший в доме Ротштейна, тот всё же не был лишён дотошности и скрупулёзности там, где считал это нужным. Например, Уилльям явно следил за своей внешностью, и его никак нельзя назвать неряшливым и тем более опустившимся мужчиной. Его стрижка была аккуратной и адекватной возрасту, борода – всегда ухожена, ногти – подстрижены, одежда, пусть даже и не новая, всегда оставалась чистой. Точнее говоря, он не надевал грязную. Сдержанность и вежливость свидетельствовали об умении контролировать эмоции. По мнению Мэри О'Тул, учитель труда отлично соответствовал разработанному ею «поисковому психологическому портрету».
О том, насколько полным было заявленное соответствие, нам придётся ещё сказать несколько слов в другом месте, а пока же, следуя логике повествования, продолжим рассказ о злоключениях Уилльяма Ротштейна в последней декаде сентября 2003 г.
Сотрудники территориального подразделения ФБР, приободрённые явной поддержкой «профилёра», повели допросы Ротштейна в более агрессивной форме. Ему открытым текстом сообщили о возникших в его адрес подозрениях и предложили взять адвоката. Ротштейн не стал ломать комедию и позвонил своей сестре Поле, попросив её подыскать ему хорошего адвоката, поскольку ему, находящемуся в условиях фактического ареста, сделать это было довольно проблематично. Вскоре Уилльяма в офисе ФБР отыскал адвокат Джин Плэсиди (Gene Placidi), совладелец юридического бюро «Melaragno & Placidi», одного из самых дорогих в Пенсильвании. Его направила на помощь брату Пола.
Адвокат Джин Плэсиди в 2003 г. являлся (является, впрочем, и ныне) одним из совладельцев весьма респектабельной юридической фирмы «Melaragno & Placidi». Услуги этой компании весьма дороги и в зависимости от конкретных условий тяжбы могут достигать 500 $/час и даже более. Тем не менее, узнав в рамках какого расследования и чьи интересы ему предстоит защищать, Плэсиди заявил, что согласен представлять Ротштейна даже бесплатно. Ибо это – реклама!
Адвокат сразу пошёл на обострение ситуации и перевёл всё общение с правоохранителями в конкретное русло: если против его подзащитного имеются конкретные улики, пусть они будут предъявлены, и тогда станет возможным разговор по существу, т.е. признание этих улик либо их опровержение. Разговор «вообще», да тем более на протяжении почти 50 часов с минимальными перерывами на сон и принятие пищи, совершенно недопустим.