– Не уходите, Троттл, – повторила я, обратив внимание на то, как он, стараясь быть незаметным, бочком направился к двери.
– Прошу прощения, мадам, но я, очевидно, лишь мешаю мистеру Джарберу.
По лицу Джарбера было видно, что он придерживается аналогичного мнения. Я позволила облегчить себе душу лишь сердитым хмыканьем и сказала (я же решила делать вид, будто ничего не замечаю):
– Ради всего святого, присядьте, Троттл. Я хочу, чтобы вы всё выслушали.
Троттл, ответив наиболее чопорным из своих поклонов, опустился на самый дальний стул, какой только смог найти, постаравшись при этом еще и придвинуться к сквозняку, дувшему из замочной скважины.
– Во-первых, – начал Джарбер, сделав глоток чаю, – не соблаговолит ли моя Софон…
– Начните еще раз, Джарбер, – прервала его я.
– Ладно. Быть может, вы удивитесь, узнав, что этот Дом-на-продажу является собственностью вашего родственника.
– Я и впрямь буду очень удивлена.
– А ведь он действительно принадлежит вашему кузену (кстати, мне удалось узнать, что он сейчас недомогает), Джорджу Форли.
– В таком случае, это плохое начало. Не стану отрицать, что Джордж Форли в самом деле приходится мне двоюродным братом; но я не поддерживаю с ним отношений. Джордж Форли оказался жестоким, бесчувственным и никудышным отцом ребенка, который уже умер. Джордж Форли был неумолим и безжалостен к одной из своих дочерей, заключившей невыгодный брачный союз. Джордж Форли обрушил весь свой гнев и негодование на и так раздавленную бедняжку, явив все свое благоволение и расположение ее сестре, которая весьма удачно вышла замуж. Надеюсь, ему уже воздалось по делам его и кузена не ждет еще более тяжкая расплата. В связи с чем я не стану желать Джорджу Форли худшего.
Эту историю я приняла весьма близко к сердцу и потому не смогла сдержать слез; бедной девочке пришлось несладко, а я пролила немало слез над ее судьбой.
– То, что дом принадлежит Джорджу Форли, – заявила я, – прямо свидетельствует о том, что на него ополчилась сама Судьба, если она все-таки существует. В этих бумагах есть что-нибудь еще о Джордже Форли?
– Ни словечка.
– Отрадно слышать. Тогда, прошу вас, прочтите их. Троттл, вы не могли бы придвинуться поближе? К чему жертвовать собой, расположившись на ледяном сквозняке?
– Благодарю вас, мадам; я сижу достаточно близко к мистеру Джарберу.
Джарбер развернул стул спинкой к моему упрямому слуге и начал читать, швыряя ему слова через плечо.
Он поведал нам нижеследующую историю.
Мистер и миссис Опеншоу прибыли в Лондон из Манчестера и сняли Дом-на-продажу. В Ланкашире мистер Опеншоу работал так называемым коммивояжером на одной большой мануфактуре, которая в целях расширения своих деловых операций открыла склад в Лондоне, коим ему теперь и предстояло управлять. В общем и целом, он был рад сменить место жительства, поскольку столица возбуждала в нем любопытство, утолить которое в ходе своих прежних кратких визитов в метрополию он так и не смог. При этом к ее обитателям мистер Опеншоу испытывал сильнейшее презрение, считая их изнеженными бездельниками и лентяями, интересующимися только модой и светской жизнью и целыми днями торчащими на Бонд-стрит и в тому подобных местах. Они представлялись ему неуместной пародией на англичан и, в свою очередь, платили ему той же монетой. График работы деловых людей также вызывал у него одно лишь негодование, поскольку он привык к ранним ужинам, принятым в Манчестере, и, соответственно, долгим вечерам после них. Тем не менее в Лондон мистер Опеншоу отправился с радостью; хотя ни за что не признался бы в этом никому, даже самому себе, и в кругу друзей неизменно отзывался об этом шаге, как сделанном в интересах своих нанимателей, которые подсластили его, изрядно повысив ему оклад. Назначенное жалованье позволяло ему с легкостью снять дом куда просторнее нынешнего, но он счел своим долгом подать лондонцам пример того, насколько мало внимания истый уроженец Манчестера уделяет внешним атрибутам. Впрочем, это не помешало ему обставить свое новое жилище с необычайным комфортом, а зимой он требовал, чтобы в каминах разводили такой большой огонь, какой они были только в состоянии выдержать, причем во всех без исключения комнатах, где температура хоть чуточку казалась ему прохладной. Более того, гостеприимность северянина доходила у него до таких пределов, что, случись какому-либо гостю заглянуть к нему, он отпускал его, лишь сытно накормив и напоив. Все до единого слуги в доме были сыты, обогреты и удостоены самого ласкового обращения; их хозяин презирал любую мелочную экономию во всем, что касалось комфорта и удобств; в то время как сам он в пику соседям и тому, что они могли о нем подумать, не пожелал отказываться от своих прежних привычек, коих неукоснительно придерживался.