Преступники-сыщики

Джарбер всегда был смешным и нелепым. Он чудесно одевался, использовал замечательный одеколон, и немало девушек во времена моей молодости многое бы дали за то, чтобы связать себя с ним узами брака; хотя должна добавить, что он не замечал ни их самих, ни тех знаков внимания, какие они ему оказывали, сохраняя верность одной мне. Видите ли, он предлагал мне свою руку и сердце не только до того, как моя счастливая любовь обернулась несчастьем, но и после этого: не один раз и не два, да и не важно, сколько именно. Независимо от того, было их много или мало, в последний раз он сделал мне это предложение, предварительно преподнеся нанизанную на шпильку пилюлю, облегчающую пищеварение. И тогда я заявила ему, смеясь от всего сердца: «Послушайте, Джарбер, если вы не отдаете себе отчета в том, что двое людей, чей суммарный возраст превышает сто пятьдесят лет, являются древними стариками, то это прекрасно осознаю я; поэтому намерена проглотить этот вздор вместе с вашей пилюлей (что я незамедлительно и проделала) и прошу вас более не досаждать мне подобными глупостями».

После этого он вел себя безукоризненно. Он всегда затягивался, этот Джарбер, в украшенные вышивкой жилеты; ступни у него были маленькими, улыбка – робкой, голос – негромким, а манеры – заискивающими. Сколько его помню, он вечно выполнял для других какие-то мелкие поручения и разносил сплетни. Вот и сейчас, назвав меня Софонисбой, он сообщил, что успел обзавестись старомодным жильем в новом районе моего места жительства. Я не видела его два или три года, но слышала, что он по-прежнему носит с собой маленький монокль и останавливается на ступеньках домов на Сент-Джеймс-стрит, чтобы полюбоваться аристократами, спешащими ко двору; бродит в своем коротеньком плаще и галошах вокруг меблированных комнат Уиллиса, желая поглазеть, как они стекаются к «Олмаксу»[18]; после чего, подхватив сильнейшую простуду, затоптанный кучерами и факельщиками, возвращается в синяках и шишках к своей хозяйке, которая потом целый месяц выхаживает его.

Джарбер снял свой короткий плащ с меховым воротником и уселся напротив меня, держа в руках маленькую тросточку и шляпу.

– Ради бога, Джарбер, избавьте меня от этих ваших Софонисб, очень вас прошу, – сказала я ему. – Зовите меня Сарой. Как поживаете? Надеюсь, у вас все в порядке.

– Благодарю. А у вас? – осведомился Джарбер.

– У меня все настолько хорошо, насколько это возможно для такой старухи, как я.

Джарбер опять завел свою шарманку:

– Прошу вас, не называйте себя старухой, Софонис…

Но тут я многозначительно покосилась на канделябр, и он умолк, делая вид, что не сказал ничего такого.

– Разумеется, я немощна и дряхла, – заявила я ему, – как и вы. Давайте же возблагодарим Бога за то, что дела не обстоят хуже.

– Мне кажется или вы действительно выглядите обеспокоенной? – спросил Джарбер.

– Очень может быть. Я даже не сомневаюсь, что так оно и есть на самом деле.

– И что же потревожило мою Софо… моего мягкосердечного друга? – поинтересовался Джарбер.

– Полагаю, нечто такое, что не укладывается в голове. Меня до смерти беспокоит Дом-на-продажу, расположенный на другой стороне улицы.

Джарбер мелкими шажками, едва ли не на цыпочках, подкрался к задернутому занавесками окну, выглянул в него, после чего обернулся ко мне.

– Да, – ответила я на его невысказанный вопрос, – это тот самый дом.

Вновь посмотрев в окно, Джарбер с озабоченным видом вернулся в свое кресло и спросил:

– И чем же он вас беспокоит, Софо… Сара?

– Он представляется мне загадочным, – сказала я. – Понятное дело, каждый дом хранит в себе какую-нибудь тайну; но есть кое-что такое, о чем бы мне не хотелось сейчас говорить (и действительно, глаз казался мне такой нелепицей, что я едва не устыдилась), что придало ему столь таинственный вид в моих глазах, заставив все время думать о нем, и теперь я целый месяц не буду знать покоя. Чувствую, не найду себе места до тех пор, пока в следующий понедельник ко мне не присоединится Троттл.

Быть может, я уже упоминала, что между Троттлом и Джарбером существует давнее соперничество и что они терпеть не могут друг друга.

– Троттл, – с обиженным видом повторил Джарбер и легонько взмахнул своей тросточкой. – И каким же это образом Троттл способен восстановить душевный покой Сары?

– Он приложит все усилия к тому, чтобы разузнать хоть что-нибудь об этом доме, превратившемся для меня в навязчивую идею, и теперь я должна любым способом, хорошим или дурным, честным или низменным, выяснить, почему Дом остается необитаемым.

– А отчего же именно Троттл? Отчего, например, – с этими словами он прижал свою маленькую шляпку к сердцу, – не Джарбер?

– Говоря откровенно, мысль о Джарбере в этой связи мне даже в голову не приходила. Но теперь, когда я задумалась об этом после того, как вы любезно предложили его помощь – за что я вам искренне признательна, – полагаю, он не справится с таким делом.

– Сара!

– Думаю, подобная задача вам не по силам, Джарбер.

– Сара?!

– Вам придется много бывать на воздухе, бегать и вынюхивать, так что вы вполне можете простудиться.