Преступники-сыщики

Троттл вернулся ко мне в Уэллс после двухдневного отсутствия и привез самые благожелательные отзывы об одном милом домике, который наверняка можно будет снять не менее чем на шесть месяцев с правом продления аренды еще на шесть. Особняк располагал всеми удобствами, какие только могли мне понадобиться.

– Неужели во всех без исключения комнатах вы не нашли, к чему придраться, Троттл? – допытывала я его.

– Решительно не нашел, мадам. Они подойдут вам как нельзя лучше. Внутри там просто нечего критиковать. Зато снаружи имеется один недостаток.

– Какой же?

– Они расположены прямо напротив дома-на-продажу.

– Вот как! – ответила я и задумалась. – Но разве это такая уж большая неприятность?

– Полагаю своим долгом предупредить вас, мадам: дом уныл и безрадостен, чтобы смотреть на него. Что до всего остального, то жильем я остался весьма доволен, поэтому непременно заключил бы договор аренды, коль имел бы на то ваше дозволение.

Троттл был настолько высокого мнения о меблированных комнатах, что мне не хотелось огорчать его. В общем, я сказала:

– Быть может, кто-нибудь купит пустующий дом…

– Ни в коем случае, мадам, – заявил Троттл, решительно покачав головой. – Его не купит никто. Его даже никто и никогда не арендовал, мадам.

– Господи милостивый! Но отчего же?

– Никто не знает, мадам. Но я могу лишь повторить – этот дом не купит никто!

– И давно, скажите на милость, он выставлен на продажу? – осведомилась я.

– Очень давно, – ответил Троттл. – Вот уже много лет.

– Быть может, дом разрушен?

– Он пребывает в изрядном запустении, но не разрушен.

Короче говоря, результат вышел такой, что уже на следующий день я распорядилась запрячь в свою коляску пару почтовых лошадей – так вышло, что я никогда не путешествую по железной дороге. Не то чтобы я имею что-либо против нее, исключая факт ее появления в ту пору, когда я пребывала в слишком уж зрелом возрасте, поэтому не могла принять ее с легкостью; да еще то обстоятельство, что железная дорога превратила в бумажки несколько ценных облигаций платных трактов, которые у меня тогда имелись. Так вот, я отправилась лично, с Троттлом на запятках, дабы хорошенько осмотреть эти самые комнаты изнутри и тот самый дом – снаружи.

Как уже говорила, я поехала туда сама, чтобы увидеть все собственными глазами. Комнаты оказались безупречными. Конечно, я не сомневалась, что так оно и будет; потому что Троттл разбирается в удобствах лучше всех моих знакомых. А вот пустующий дом отнюдь не радовал глаз; и в этом я тоже не сомневалась, по тем же соображениям. Однако в противостоянии одного с другим, почти как добра со злом, меблированные комнаты одержали скорую победу над Домом. Мой стряпчий, мистер Скуэарз, из канцелярии Высокого суда, что в Тэмпле, составил надлежащий договор; но его молодой помощник прочел документ так быстро и невнятно, что я не поняла ни слова, за исключением собственного имени. Это, впрочем, не помешало мне подписать его, что сделала и противная сторона, и через три недели я перевезла свои старые кости вместе со всеми прочими пожитками в Лондон.

На первый месяц я предпочла оставить Троттла в Уэллсе. Подобное решение я приняла не только потому, что нужно было позаботиться о моих учениках и пансионерах, а заодно и о новой плите в холле, поскольку старая, по моему глубокому убеждению, могла в любой момент взорваться; к тому же следовало проветривать дом в мое отсутствие. Но так я решила еще и потому, что подозревала Троттла (самого уравновешенного и надежного мужчину, к тому же вдовца в возрасте между шестьюдесятью и семьюдесятью) в том, что он, говоря между нами, бабник и волокита. Я имею в виду, что, когда ко мне наведывалась какая-либо из моих подруг и привозила с собой горничную, Троттл никогда не упускал возможности предложить ей вместе полюбоваться видами ночного Уэллса; а еще я неоднократно замечала сквозь дверной проем, расположенный почти напротив моего кресла, как на лестничной площадке он своей рукой, словно лисьим хвостом, обвивает талию горничной.

Словом, я сочла разумным, прежде чем начнется лондонское волокитство, дать себе немного времени осмотреться и понять, что представляют собой здешние девицы. Итак, поначалу, после того как Троттл благополучно поселил меня в моем новом жилище, рядом со мной не оказалось никого, за исключением Пегги Фоббинс, моей горничной, самой любящей и преданной женщины, которая ни разу не стала объектом флирта с момента нашего знакомства с ней, и после двадцати девяти лет ее безупречной службы вряд ли что-то могло измениться в этом отношении.