Проснувшись в семь часов, миссис Опеншоу и думать забыла об этой истории. Но вскоре до ее слуха донеслась громкая перебранка, разгоревшаяся в детской. Нора сердито отчитывала Элси, что было крайне необычно. Мистер и миссис Опеншоу изумленно переглянулись.
– Придержи язык, Элси; довольно болтать всякий вздор о своих ночных кошмарах; и не смей больше даже заикаться об этом!
Девочка расплакалась.
Прежде чем супруга успела вымолвить хоть слово, мистер Опеншоу распахнул дверь в соседнюю комнату.
– Нора, идите сюда!
Служанка с вызовом встала на пороге. Она поняла, что ее услышали, но была доведена до отчаяния.
– Чтобы я больше не слышал, что вы разговариваете с Элси в таком тоне, – строго заявил он и захлопнул дверь.
Нора испытала неимоверное облегчение – она боялась, что ее начнут расспрашивать. Упреки же за резкие слова в адрес своей подопечной она вполне была готова стерпеть, если только дело не дойдет до перекрестного допроса.
Они сошли вниз; мистер Опеншоу нес Элси на руках; Эдвин бодро перебирался со ступеньки на ступеньку, делая очередной шажок правой ножкой и крепко держась за руку матери. Обоих детей посадили на свои места за столом, накрытым к завтраку, после чего мистер и миссис Опеншоу отошли к окну, поджидая своих гостей и строя планы на грядущий день. Затем они умолкли. И вдруг мистер Опеншоу повернулся к Элси и сказал:
– А одной маленькой гусыне приснился страшный сон, и она разбудила свою бедную, усталую маму посреди ночи, рассказав невероятную историю о том, что ночью в ее комнате кто-то был.
– Папа! Я уверена, что видела его, – со слезами на глазах заявила в ответ Элси. – Я не хочу, чтобы Нора сердилась; но я не спала, хоть она и утверждает обратное. Я и вправду заснула поначалу, но потом проснулась и мне стало очень страшно. Я крепко зажмурилась, однако затем чуточку приоткрыла глаза и рассмотрела мужчину вполне отчетливо. Он был высокий, загорелый, с бородой. И стал молиться. А после взглянул на Эдвина. А потом Нора взяла его за руку и увела прочь, но перед этим они пошептались о чем-то.
– Моя маленькая девочка должна быть благоразумной, – сказал мистер Опеншоу, который всегда относился к Элси с необычайным терпением. – Прошлой ночью в доме вообще не было никакого мужчины. Как тебе известно, в дом не может войти никто посторонний, не говоря уже о том, чтобы подняться в детскую. Но иногда нам снится, будто что-то случилось на самом деле, и сны эти очень похожи на явь, так что ты, моя милая, не первая, кто утверждает, будто сон имел место в действительности.
– Но это был не сон! – воскликнула Элси и заплакала.
В тот самый миг вниз сошли мистер и миссис Чедвик, выглядевшие мрачными и огорченными. За завтраком они хранили молчание и чувствовали себя неловко. Как только со стола было убрано, а детей увели наверх, мистер Чедвик, явно действуя по заранее обдуманному плану, принялся расспрашивать племянника о том, вполне ли тот доверяет своим слугам; потому что утром миссис Чедвик не смогла найти свою брошь, которую надевала накануне. Она помнила, что сняла ее после своего визита в Букингемский дворец. Лицо мистера Опеншоу окаменело, став таким, каким было до знакомства со своей будущей супругой и ее дочерью. Не дав дяде договорить, он тут же позвонил в колокольчик. На его зов пришла горничная.
– Мэри, приходил ли кто-либо сюда вчера, пока нас не было?
– Какой-то мужчина приходил к Норе, сэр.
– Приходил к Норе?! И кто же это? Долго ли он пробыл здесь?
– Не знаю, сэр. Он явился… пожалуй, около девяти. Я поднялась наверх, в детскую, чтобы предупредить Нору, и она сошла вниз поговорить с ним. Она же и вывела его обратно, сэр. Она должна знать, кто это был и сколько времени он тут провел.
Горничная еще немного подождала, не спросят ли ее о чем-нибудь снова, но, поскольку вопросов больше не последовало, покинула гостиную.
Минутой позже мистер Опеншоу привстал со стула, явно намереваясь выйти из комнаты; однако жена положила ему руку на локоть:
– Не нужно расспрашивать ее в присутствии детей, – попросила она своим мягким, тихим голосом. – Я сама поднимусь наверх и поговорю с ней.
– Нет! Я должен сам расспросить ее. Вам стоит знать, – сказал он, поворачиваясь к своим дяде и тетке, – что у моей супруги имеется старая служанка, преданная ей до мозга костей, насколько я могу судить. Но при этом она не всегда склонна говорить правду, что признаёт даже моя жена. И я предполагаю, нашей Норе вскружил голову какой-нибудь бездельник (потому что она пребывает сейчас в таком возрасте, когда, как говорится, женщины молятся о том, чтобы обрести мужа – «любого, Господи, лишь бы был»), и она впустила его в дом, а парень смылся с вашей брошкой, а может, и не только с ней. Я хочу сказать, что Нора крайне мягкосердечна и ее ложь – далеко не всегда безобидна. Вот что я имел в виду, сударыня.