Преступница

"Меня зовут Мария", - она обратилась тихим голосом. В книжках, которые она читала, к нему обращались на ты: Маша попыталась, но не сумела. Стена, завешанная картинками, была холодной. "Неужели вы и вправду думаете, что все дело - в крови? - она махнула рукой - Вы же слушаете только Паньку. Может, вы просто не знаете, но здесь, у нас, подлая история: тот, кто стоит за Паньку, льет воду на мельницу паука". Прижав ладони к обоям, Маша закрыла глаза . "Выкрест, - она вспомнила слово, - выкрест, возненавидевший соплеменников". Тот, кто слушает Паньку, не понимает других слов. Одну за одной, подцепляя ногтем, Маша выворачивала канцелярские кнопки. Цветные картинки слетали с шелестом, как сухие листья. Стена опустела. У дерева, под которым просят жидовской смерти, больше никому не молиться.

Попирая поверженные картинки, Маша шагала взад и вперед. Теперь победа была полной. Меряя комнату шагами, она видела себя воином, захватившим святилище варваров. Все исторические книги подсказывали: разграбить. Маша огляделась, примериваясь.

За дверцы львиного комода она взялась с упоением: всему, что украли и скопили, одна дорога - в помойку. Она выволакивала вонючие тряпки. Платья, которые Панька оставила, пахли крысиным пометом. Бросая под ноги, Маша добралась до задней стенки. Маленький сверток, лежавший за дальней стопкой, походил на замызганную думочку. Завернутый в грубую холстину, он таился в самом углу. Дрожа алчной воинской радостью, Маша рвала ткань. Золото, брошенное немцами... Под холстиной открылись куски подгнившего ватина. Под ними - сероватая шаль, усеянная прорехами. Ветхий шелк расползся сам.

Фарфоровая кукла, убранная рваными кружевами, лежала в Машиных руках. Кружева выглядели блекло, словно их выкрасили спитым чаем. Мертвые глаза, окруженные слипшимися ресницами, были распахнуты. Надтреснутый зрачок косил в сторону. Трещина, безобразившая глазное яблоко, змеилась вниз по щеке. Сломанные ручки распадались в стороны. На левой, вывернутой наружу, не хватало пальцев. Что-то страшное исходило из этой находки, как будто воин, разграбивший святилище, потревожил чужих богов.

Поднявшись с коленей, Маша перешагнула крысиную кучу и села на стул. Голова кружилась. Металлический привкус стоял во рту. Расправив подол кукольного платья, она положила перед собой. Кукла как кукла, только очень старая. Маша стыдила себя. После революции таких не делали. Конечно, Панька могла приобрести по случаю... Эту версию Маша отмела. Из всей квартиры Панька с Фроськой выбрали комнату для прислуги, значит, барскую куклу купить не могли. Осталась от прежних немцев. "Ну, и ладно..." - отложив в сторону, Маша вернулась к куче. Бумажки, сорванные со стены, шуршали под ногами. Свернув тряпье в один необъятный узел, Маша стянула узлом.

Перед сном она думала про пепел. Если ветеран прав, тогда - поздно: Фроська с Панькой все равно воскреснут.

На неделе мама съездила в специализированный магазин за обоями. В субботу взялись дружно. Старое тряпье, свернутое в узлы, таскали к помойным бакам. К вечеру накидали до краев. Тряпки лезли верхом, как тесто из квашни. В воскресенье взялись за стены.

Старые обои отходили пластами. Под толстым слоем обнажалась выщербленная штукатурка. "Женьку Перепелкину помнишь?" - Маша спросила, и отец закивал: "Конечно, помню. Твоя одноклассница. А что?" - "Ничего. Я - так". Пласты были твердыми, похожими на папье-маше. Маша попыталась свернуть в рулон, но пласт не поддавался - выворачивался из рук: "Что за черт! - она обращалась к отцу. - Откуда такая толщина?" - "Возьми нож, - с лестницы отец следил за неравной схваткой. - Действительно, непонятно... Обычно рвутся легко".

Давно, еще в школе, у Женьки Перепелкиной переклеивали дальнюю комнату. Они как раз явились с прогулки. Работа была в разгаре: Женькин отец срывал обои, в воздухе сеялась мелкая пыль. Ободранные стены выглядели пегими: местами обои отстали до штукатурки, но кое-где, по углам, газеты прилипли намертво. "Гляди, "Правда", ух ты! - февраль, 1959", - Женька тыкала в стену. Тут они и придумали игру. Все началось с заголовков. Сначала читали просто так, для смеха, потом принялись загадывать. Смысл заключался в том, чтобы, прочитав заголовок, попытаться отгадать, о чем заметка или статья. Особенно весело получалось с передовицами: попадая пальцем в небо, они с Женькой смеялись до слез. Родители шикали: "Тише вы, дурочки! Соседи услышат!" На этот раз игра обещала стать особенно интересной. Панька ремонтов не делала. Один раз поклеили, - и хватит. Значит, Маша прикинула, газеты послевоенные.

Под острым лезвием пласты разрывались с хрустом. Отец стоял на высокой лестнице: подковыривая от ободка лепнины, он тянул на себя. В углу никак не отставало. "Надо намочить". - Он спустился и отправился в ванную. Маша отбросила жесткий пласт. Отец не возвращался. Отложив нож, она подошла к непокорной стене.