Преступница

Пустым коридором они прошли незамеченные. Усевшись на сундук с надписью "Чистые ведра", Виолетта жаловалась истово. Маша слушала вполуха - мешал провинциальный говорок. "Ну, хорошо, - она прервала поток жалоб. - Вы - ни сном, ни духом, он - насильник и подлец? Объясните, что же конкретно вы ждете от меня?" Непонятным образом говорок рождал сомнения: дамочка могла приврать. Не отвечая на вопрос, Виолетта сунулась в лифчик и достала сверток. "Что это?" - Маша разглядывала бумажки разного достоинства. "Я не знаю, сколько в таких случаях... - Виолетта начала неопределенно. - Двести или сто?" Над сундуком, крашенным зеленой масляной краской, висело мутное зеркало. Покосившись на свое отражение, Маша наконец догадалась: "Хотите, чтобы я - вместо вас - взятку?" Замысел Иуды становился ясным как божий день. "Я... я не знаю, - Виолетта шла на попятный, - вы думаете, не возьмет? Но тогда... - Глаза глядели обречено. - Понимаете, я не знаю, что мне делать, Саня спит и спит, за весь день врач не подошел ни разу, теперь остался - на ночь. Конечно, я могла бы уйти, но мало ли что ночью..." - "А этот?" - подбородком Маша мотнула в сторону, где дожидался Юлий. Виолетта прикусила губу и затихла под беспощадным взглядом.

"Ну?" - Маша обращалась непреклонно. "Наверное, это - глупость, но когда я, когда мы полюбили друг друга, его жена, бывшая, сказала: рано или поздно он заболеет и вернется, потому что я не стану ухаживать за старым больным... - она всхлипнула, - евреем. Но я... Нет, вы, наверное, не поймете, не поверите..."

Провинциальный говор исчез. Маша слышала каждое слово. "Почему же? - она произнесла надменно. - И пойму, и поверю. А он что, тоже считает, что вы бросите его отца?" Угрожающее мерцание вспыхнуло в голосе. Виолетта уловила, но не поняла. На всякий случай она ответила уклончиво: "Конечно. Сын. А как же? Всегда на стороне матери..."

"Значит, так, - Маша приняла решение, - деньги уберите. Идите домой - вам надо выспаться. Спросите у него мой телефон, позвоните моим. - Непререкаемым тоном она отдавала распоряжения. - Скажете своему Юлию, что наняли меня сиделкой - за деньги. Не бойтесь. Я справлюсь". Острое и холодное сверкало в ее голосе, и, не посмев возразить, Виолетта попятилась и, метнувшись вдоль стены, кинулась вниз по лестнице. Объясняя Юлию, слушавшему зачарованно, она не сумела соврать про деньги - не повернулся язык.

Глава 13

1

Из окна несло холодом и сыростью. Злиться не на кого - только на себя. Подобрав ноги, Маша скрючилась на сундуке. Эти, ничего не умеющие сами, манипулировали ее волей, подсовывая одну и ту же наживку. В который раз она ловилась безоговорочно. "Черт бы их всех!.." - мучаясь яростью, Маша думала о том, что становится жандармом, защищающим запуганных идиотов. Хлорные ведра, прикинувшись чистыми, воняли невыносимо. "Что - подрядилась нянькой? Иди и дежурь". - Она вышла из туалета и отправилась в реанимацию. Из ординаторской слышались веселые голоса. "Ла-а-дно, - Маша протянула, - поглядим, что тут за Айболит..."

В палате было темно. Подойдя осторожно, Маша принюхалась: пахло мочой и несвежим телом. Она подумала: "Как от Паньки",- и отстранилась брезгливо. Рано или поздно геройство кончится плохо. Отодвинув стул на полшага, она села. Добро бы еще, за своих... Слабая вонь, исходившая от кровати, становилась сильней. Преодолевая брезгливость, она подобралась поближе и вгляделась в опрокинутое лицо.

Он лежал, неловко вывернув голову, и выпуклые веки, закрашенные темным, вздрагивали заметно. Щеки, покрытые жесткой щетиной, впали и обострились. Маша отвела глаза. Эти, делавшие ее жандармом, ловили не на словах. Мать, дежурившая у постели дяди Наума, предупреждала об этом: перед смертью он стал похож на отца. Теперь, вглядываясь в черты лежавшего без памяти, Маша ясно видела сходство, определяемое кровью. Отцовскими были веки, овал лица, выпуклый лоб, стянутый морщинами. На этом сходстве они ловили ее непрестанно, потому что не было ее сил предать отца. Отец, которого положили бы в водяную могилу, отец, которому, не будь ее, врачи отказали бы в помощи, - вот за кого она стояла, содрогаясь от ненависти и скверны. Там, где отец смирился с унижением, она вставала на его место - лицом к лицу с паучьим воинством. Вони больше не было. С легкостью, потому что теперь - за своих, Маша встала и обернулась.