Преступница

Дверь была приоткрыта. Она не расслышала шороха и не заметила, когда он, подкравшись, вырос в дверной щели. Его глаза, привыкшие к наглому свету ординаторской, видели силуэт, но не различали лица. "Все в порядке?" - он спрашивал бараньим голосом, обращаясь к Виолетте, испугавшейся отказать. Не выдавая себя, Маша кивнула. "Если хотите, вы можете здесь прилечь... - вылезавший из щели, указал на заправленную постель. - А хотите, можете посидеть там, у меня... Не беспокойтесь, укол сильный, ваш муж проснется не скоро. Еще насидитесь". Если бы не тьма, их окружавшая, врач разглядел бы ее усмешку. Оглянувшись на отца, лежавшего навзничь, Маша откликнулась тихим Виолеттиным шепотом: "Идите. Я - за вами. Сейчас".

Мимо поста, прикрытого старой газетой, мимо туалета с хлорными ведрами, она шла, ступая неслышно. Все было тихо. Больные спали. Доктора, дежурившие днем, разошлись по домам. Маша оглядывалась, не зная, что предпринять. Теперь она была уверена - Виолетта сказала правду.

Прямо напротив - через холл, заставленный пластиковыми столами, - виднелась дверь с надписью "Процедурная". Маша пересекла пространство и, дернув, распахнула. Круглые металлические коробки стояли на полках. Одни были распахнуты, другие - задраены наглухо. Маша приблизилась, но замерла в нерешительности. Больные спят. Если что, никто не поможет. Все-таки лучше, чем с пустыми руками. Пошарив, она сунула в карман.

Ординаторская не подавала признаков жизни. Ни голосов, ни звона посуды. Сомнения в Виолеттиной правдивости закрались снова, но Маша не позволила сбить себя с толку. При свете настольной лампы молодой доктор выглядел усталым. Подперев лоб рукой, он писал быстро и сосредоточенно, и мирная ночная тишина хранила его одиночество. Предосторожности показались глупыми. "Тоже мне, - она подумала, - доктор Менгеле..."

"Заходите, пожалуйста, я..." - Он поднял голову и кивнул. Из темноты больничного коридора она выступила на приглушенный свет, и, растерявшись, доктор выронил ручку: "Я... я подумал... Вы... Вы, собственно?.." - "Ожидали другую?" - Маша улыбнулась. "Что-нибудь случилось?" - пропустив мимо ушей неподобающий вопрос, он осведомился деловито. "Я пришла спросить". - "Да". - Он отложил ручку. "Давно хотела узнать, дают наши врачи клятву Гиппократа?" Скальпель, зажатый в пальцах, становился горячим. "Конечно, - он отвечал строгим голосом. - Клятву советского врача. Аналог. А что, собственно?.." - "И какая между ними разница?" - ослабив захват, она шевельнула пальцами. "Слова... какие-то... не помню... - Доктор потер лоб. - Вы чья родственница? - Теряя терпение, он поднимался из-за стола: - Прошу вас выйти. Мне надо проверить больных".

"Я пришла, - Маша подбирала слова, - попросить вас..." - "О чем?" - Он поморщился недовольно. "Дело в том, что там, в реанимации... Очень тяжелый больной". - "Как фамилия?" - доктор спрашивал нетерпеливо. "Понимаете, так получилось, фамилии я не знаю..." - "Девушка, послушайте, не морочьте мне... Трудный день, я очень устал". - Он встал и задвинул стул.

Красная ярость хлынула в голову, ослепив меркнущие глаза. Отец, оставленный в палате, умирал беззащитно. "Сидеть!" - Она приказала и, вынув, сверкнула лезвием. Он попятился, взмахивая рукой: "У меня нет... Ничего нет... Все лекарства у старшей... В шкафчике. У меня нет ключа". - "Разве я спрашивала про лекарства?" - Маша произнесла едва слышно. "Это - безумие, сейчас сюда придут. Врач... и еще - дежурная сестра". - "Они не придут", - Маша прервала. Скосив глаза, он глядел завороженно. Маша поймала взгляд и усмехнулась: "Странно, - она сказала, - человек, давший клятву советского врача, так боится смерти..." - "При чем здесь?..." Ярость, залившая голову, вспыхнула черными искрами. "Да, - она перебила, - так и есть, я читала. Врачи, фашисты, те, что в концлагере, - они тоже боялись". Он сидел, выложив на стол руки, и пальцы, сведенные страхом, ходили крупной дрожью. "Но я... При чем тут?.." - "Вы забыли предупредить меня, что сейчас станете кричать", - сделав два шага, Маша подошла вплотную. Остановившимися глазами он глядел на ее руку, подносящую инструмент. Вспухшие губы двигались беззвучно. Металл коснулся шеи, и глаза ослепли.

"Там, в вашей реанимации, лежит человек", - Маша начала тихо, но он расслышал. Пелена, покрывшая белки, дрогнула. "Нет, не то. Не человек - еврей. Не о чем говорить. Одним меньше - одним больше..." Голос исчез. Маша попыталась справиться, но связки отказывались служить. Шея, не обезображенная паучьим укусом, белела под лезвием ножа. Жила, ходившая под кожей, была нежной: сами собой пальцы сжимались - нажать. Словно наяву она видела красную метку, наложенную на его кожу, - единственно верный ответ пауку.