Преступно счастливая

Он крал возможные улики? Может, и так. Но не было у него уверенности, что настырный сердитый майор из соседнего отдела пошлет сюда своих людей. Убей, не было! И не было уверенности, что те обратят внимание на сигаретные окурки и на следы узконосых ботинок.

Он достал мобильник, присел перед оттисками подошв на корточках и несколько раз сфотографировал каждый след по отдельности, а потом вместе.

Может, пустышка, как любил вякать его подчиненный Гришин. А вдруг!

У своей машины он был уже через десять минут. А еще через полчаса уже входил в шикарный холл той фирмы, из которой так неосмотрительно незадолго до своей трагической смерти уволилась Маша Стрельцова.

Если, конечно, она это сделала сама…

Глава 14

— Все утро ругались! — пожаловалась в телефонную трубку Ирина и всхлипнула. — И всю ночь ругались. И вчера весь день! Грядущие выходные насмарку!

В трубке было очень тихо. Будто абонент, которому она неожиданно для самой себя позвонила пять минут назад, исчез. И она забыла снова всхлипнуть, чтобы ее пожалели. Сделалась сердитой и холодно спросила:

— Ты меня слышишь, Богдан?! Эй! Ты еще там?!

— Слышу, дорогая, — ответил он коротко. И снова тишина.

— А чего тогда молчишь?! — возмутилась она.

И поправила одеяло, сползшее с кровати на пол. И невольно порадовалась ровному загару, который получала в солярии всю минувшую неделю. Сегодня бы следовало закрепить успех. Но выйдет вряд ли. У родителей что-то происходило. Что-то нехорошее и опасное. На грани фола, как сказал бы Богдан, стань он свидетелем.

— Что ты молчишь? — повторила она уже спокойнее.

— Я не знаю, что могу и должен сказать, — снова тихо и коротко ответил он.

— Ну… Я не знаю… Посочувствовать хотя бы! Я просидела все выходные дома, ты не звонил, не приезжал. Родители скандалят. Что прикажешь мне делать, а?! Вешаться?!

Он вздохнул. И в этом вздохе ей почудилось милое снисхождение, с которым он всегда воспринимал ее капризы. Так было славно, так было сладко, когда он так вот вздыхал и смотрел на нее, как на малышку. Иногда брал на ручки и качал, и баюкал, и уговаривал.

Неужели все это было?! Нет, было, конечно, она помнит. Просто…

Неужели этого уже не будет никогда?! В прошлом было, а в будущем — нет?! Так ужасно!

— Вешаться не надо, Ирина. Надо терпеть.

Заговорил он с ней тоном взрослого-превзрослого человека, но какого-то чужого, не своего.

— Терпеть? Как долго?

Она досадливо покусала губы. И снова попыталась отвлечься, вытянув вверх длинные загорелые ноги. Прелесть! Богдану бы понравилось, будь он тут, рядом. Ирина тут же со вздохом уронила ноги обратно на кровать и накрыла их одеялом.

Богдана нет рядом! И, наверное, уже не будет! Она сама прогнала его. Сама сделала выбор, не оставив ему ни малейшей надежды на примирение и прощение. Уже потом поняла, что не должна была так жестко обрывать все. Что должна была дать им шанс. И если не прощать его, а простить подобное невозможно, то хотя бы сделать вид, что простила. Ей ведь ужасно плохо без него! Гораздо хуже не видеть его, чем если бы видеть и все время думать, что он сотворил.

Она погорячилась. И теперь не знала, как исправить ситуацию. Он не звонил, не просил прощения больше. Не приезжал. Не пытался узнать о ней через отца. Не навязывался, одним словом. А ей что же, первой навязываться?! Так это не она, пардон, изменила ему с первой встречной шлюшкой! Не она ее обрюхатила! Тьфу, мерзость какая!

И Ирина не звонила ему тоже. И тоже не искала с ним встречи, хотя жутко скучала, много плакала и, если честно, начала уже понемногу забывать о его подлости. Вот только бы он позвонил первым, а…

Он не позвонил. Позвонила она. Потому что у нее появилась причина. Достаточно веская, чтобы поступиться своей гордостью.

Ее родители скандалили! Скандалили так, как не скандалили никогда! И причиной скандала, господи, стала не бытовая мелочь. Не проблемы в общем бизнесе. А он у них был общим, насколько было известно Ирине. И не расхождения во взглядах, а заурядная ревность.

Господи! Ее мама и папа обвиняли друг друга в таком…

Она терпела сутки, подслушивая и ужасаясь их многочисленным обоюдным изменам, в которых они друг друга обвиняли. Потом сочла, что Богдан на фоне шашней отца просто душка, и позвонила ему. А он вдруг сух и холоден.

— Как долго терпеть? Богдан! Что ты молчишь?!

— Родители, они… Они имеют право на свою личную жизнь, так ведь? — ответил он снова тихо и почти безучастно. — Детям всегда неприятно узнавать, что у их родителей время от времени случается секс, к примеру. И особенно неприятно узнавать, что этот секс у них случается на стороне. Святых нет на земле, Ириша…

Намекает на себя тоже? Она снова покусала губы. Глянула на незанавешенное окно. На улице было отвратительно. Голые ветки деревьев метались с такой силой, будто какие-то вредители заразили их вирусом бешенства. Стекло в странной карамельной корке. Значит, температура около нуля, и с неба сыплет чем-то отвратительным.