Преступный разум: Судебный психиатр о маньяках, психопатах, убийцах и природе насилия

Как понять поведение преступников, склонных к насилию, без диагностических рамок для структурирования данных, которые мы собираем в ходе экспертизы? Я считаю, что для начала следует обратить внимание на самих себя. Психика большинства людей, склонных к насилию, кажется мне скорее похожей на психику других людей, чем отличной от нее. У преступников могут быть идеи и представления, которые внешне выглядят иррациональными – иногда различия между приемлемыми убеждениями и отклонениями в восприятии совершенно очевидны, – однако так же часто я работаю в серой зоне между откровенно странными и эксцентричными переживаниями, но вполне нормальными. Некоторые люди, склонные к насилию, могут автоматически реагировать на определенные стимулы слишком бурно. Но все мы склонны неправильно интерпретировать действия других людей, просто не в такой степени, как многие преступники. Разница между человеком, совершившим насилие, и другими людьми обычно заключается только в масштабе реакции.

Однако, признавая, что у нас больше общего со склонными к насилию преступниками, чем хотелось бы, нельзя судить об их поведении по обычным меркам. Если кажется, что кто-то пытается манипулировать, следует сначала задаться вопросом, почему стратегии, которые этот человек использует для получения желаемого, гораздо грубее и прозрачнее, чем те, которые используем мы. Вместо того чтобы раздраженно отвергнуть манипулирующего нами человека, нужно, напротив, внимательнее прислушаться, попытаться встать на его место и понять, каково это – вести себя вот так. Если признать, что в основе насилия лежат видоизмененные психические процессы, возникает вопрос о том, что вызвало эти изменения.

Человеческая психика чрезвычайно адаптивна, и в наибольшей степени адаптируется в раннем возрасте. В этот период ребенок извлекает пользу из общения с теми, кто о нем заботится, и в этом общении приобретает способность понимать себя и других. У нашей адаптивности есть и обратная сторона. На этом этапе дети особенно уязвимы в случае пренебрежения или плохого обращения. Без внимательного и эмоционально отзывчивого ухода эмоции могут сбить с толку и напугать. Психика человека пытается адаптироваться к травме. Отключение от своих чувств может помочь в случае негативных эмоций. В других ситуациях удобно отключиться от переживаний по поводу человека, имеющего по отношению к нам злые намерения. Иначе говоря, перед лицом потенциальной угрозы повышенная бдительность может быть хорошей стратегией, но при чрезмерном использовании защитных адаптаций возникают осложнения. В постоянных неприятных или угрожающих условиях адаптация может стать нормой. Тогда человек склонен вовсе отключаться от эмоций или проявлять чрезмерную бдительность к угрозе. Даже в случае психопатии, в основе которой, как считается, лежит врожденная неспособность испытывать обычную эмоциональную реакцию на страдания других, ранний опыт может повлиять на то, как это нарушение проявится в последующей жизни.

Каковы бы ни были истоки склонности человека к насилию, его отношение к другим людям и взаимодействие с ними могут меняться в зависимости от событий последующей жизни. То, как мы реагируем на человека на индивидуальном, институциональном или социальном уровне, оказывает на этого человека влияние; только от нас зависит, усилит ли это влияние психические процессы, способствующие агрессии, или приглушит их. Если мы хотим снизить уровень насилия, то должны проявлять искренний интерес к человеку. Поскольку мы поддерживаем проводимые в настоящее время исследования функционирования мозга, мы не должны оставлять без внимания психику.

Благодарности

Я никогда не узнаю точно, что именно сформировало меня как судебного психиатра, но не могу не отметить некоторых людей. Блестящий учитель биологии Рекс Дибли привил мне интерес к своему предмету и подготовил к поступлению в медицинскую школу. Будучи молодым психиатром-стажером, я работал с профессором Китом Риксом, который пробудил во мне увлечение судебной психиатрией, и благодарен ему за наше продолжительное сотрудничество. Я должен упомянуть доктора Джеймса Хиггинса, выдающуюся фигуру в развитии британской судебной психиатрии. Джим пытался научить меня бриджу и гребле, потакал нашей общей страсти к джазу и познакомил меня с предысторией нашей специальности. Я очень благодарен доктору Кэмерону Бойду, моему наставнику в судебной психиатрии, который неизменно поддерживал мою клиническую и академическую карьеру. Среди многих вещей, которым я научился у своего научного руководителя профессора Джонатана Хилла, ключевыми для меня были важность взгляда через призму развития и размышления о психологических процессах, определяющих поведение.