Преступный разум: Судебный психиатр о маньяках, психопатах, убийцах и природе насилия

Исчерпывающий анализ, проведенный в рамках расследования Стоуна, показывает, что вполне возможно противостоять соблазну упрощенных схем, но опыт говорит о том, что это исключение. Следователям, не располагающим таким же количеством времени, опыта и ресурсов, очень трудно не поддаться предвзятому образу мышления, который определяется самим методом расследования.

Я закончил диагностический раздел своего отчета о Гэри. И пришел к выводу, что Гэри определенно соответствует критериям диагноза «диссоциальное расстройство личности». Фактически это значит, что он совершает такие же поступки, как и многие другие правонарушители, только гораздо чаще и дольше. Неоднократные правонарушения, начиная с раннего подросткового возраста, нередко импульсивные, плюс отсутствие постоянной работы – этого достаточно для такого диагноза. Неудивительно, что при таких диагностических критериях почти у 50 % заключенных имеется диагноз «диссоциальное расстройство личности», как и у Гэри.

К криминальному поведению Гэри добавилась проблема зависимости от наркотиков. Это означало, что ему могли поставить еще один диагноз. Расстройство, связанное с употреблением психоактивных веществ, как сейчас принято его называть, также имеется почти у половины заключенных.

Хотя голоса и странные мысли вроде тех, что описал Гэри, встречаются не так часто, всего у 15 % заключенных-мужчин, они тоже неуникальны. Среди моих пациентов тюремной больницы такие симптомы встречаются довольно часто. Итак, с одной стороны, Гэри не выделяется из сотен пациентов, которые прошли через мою клинику и в конечном итоге вернулись в общество и никого не убили. С другой стороны, он поразительно похож на Майкла Стоуна.

Как следствие, мне на ум приходили истории с пугающим финалом. Я их не отбрасывал. Эти ужасные истории – неформальная часть моего метода оценки. Например, я представляю, что после освобождения Гэри перестанет посещать психиатрическую клинику, начнет употреблять больше крэка и его будут одолевать агрессивные побуждения. Такое вполне возможно, размышляю я. Но его положение может и улучшиться. Чуткая, высокомотивированная участковая медсестра может убедить его возобновить прием лекарств и снова обратиться к наркологам. Он выйдет из фазы нестабильного поведения. В моем воображаемом сценарии, когда выяснится, что он воровал в магазине, курирующие его врачи будут довольны тем, что он совершил несерьезное правонарушение и, вопреки ожиданиям, снова посещает психиатра.

А что, если, размышлял я, однажды он слишком поздно обратится к психиатру? Если прежде, чем он вернется к приему лекарств и откажется от наркотиков, он не сумеет сопротивляться желаниям? Медсестра заметит, что он в плохом состоянии, и спросит у психиатра, не следует ли его повторно госпитализировать. Тот решит, что эта ситуация не так уж сильно отличается от тех, после которых Гэри приходил в себя, и порекомендует продолжать работу с пациентом. Однако в этот раз все окажется по-другому, и Гэри больше не сможет противостоять побуждениям к убийству.

Нетрудно представить, что расследование сосредоточит внимание только на двух важнейших упущенных возможностях. Анализируя последний рецидив, психиатры выявят его отличия от предыдущего. Они обнаружат явные признаки повышенного риска. Поставив себя на место медсестры и психиатра, которых вызовут на слушания, я ощутил тревогу и гнев, поскольку мне приходится отстаивать позицию, которая имела смысл до инцидента, но больше не имеет. А еще я представил, что вторым объектом их внимания будет решение об освобождении Гэри из тюрьмы. Побуждения к убийству были явным тревожным сигналом, заключит расследование. Он не всегда соблюдал режим приема лекарств и употреблял наркотики, даже находясь в тюрьме. Как я мог пропустить такие очевидные признаки? Для них, да и для меня теперь, когда я знаю, что произошло, очевидно, что не следовало соглашаться на освобождение такого опасного человека, как Гэри. Попытка защитить свое решение, сказав, что тогда он не был так опасен, как сейчас, выглядит жалко.

Что касается политиков, то для них способ предотвратить преступления вроде совершенного на той деревенской дороге в Кенте был прост. Майкла Стоуна следовало поместить в больницу, чтобы оградить от него общество. Причина, по которой он не был задержан, по их мнению, заключалась в том, что психиатры халатно отнеслись к своим обязанностям. Джек Стро, министр внутренних дел в правительстве лейбористов того времени, заявил, что «психиатрам пора серьезно пересмотреть свои методы и внести в них изменения: до сих пор им этого не удавалось». Эта история развивалась в двух направлениях.