Пресвитерианцы. Вторая армия

— Всем — нет. Всем никогда ничего не достается. Таков закон бытия. А насчет «сложно»… Ну так, ты же видел их: все разные, у всех свои интересы. Необходимы правила — четкие, ясные и незыблемые — чтобы люди подчинялись им и не поубивали друг друга.

Мита отодвинулся от генерала в легком недоумении. Как же этот пират мог быть красноречив в своем молчании! Каждой частью своего тела он буквально кричал о своем несогласии: правила никому в этом мире не нужны и нужны быть не могут!

— Я понимаю, ты говоришь о законах, генерал. Законы нужны, чтобы подчинять. Но подчиняют не они — мы же оба это знаем. А в совете сидят люди и думают, что им власть дают законы. Они любят их, лелеют. Придумывают новые. Плетут целую сеть из законов и считают, что она их поддерживает и защищает, — левая (здоровая) рука пирата легла на рукоять меча. — Но это не законы их защищают… Ты ведь понимаешь, генерал? Когда-нибудь они закроются своим законом, надеясь, что он — надежный щит. А стрела пролетит сквозь него и даже не заметит. Понимаешь?

Наполеон понимал. А Мита уже разошелся и продолжал свою речь.

— И это не закон виноват. Это они виноваты. В том, что слепо верили в него. Как ты сказал? Незыблемые правила! Вот! Незыблемые. Как только начинаешь думать, что они незыблемые — тут всё и рушится. Понимаешь?

Тут хотелось возразить.

— Разве не незыблемость закона помогает одному человеку защититься от другого человека?

— С чего бы! А кто обеспечивает эту незыблемость, генерал? Разве не какой-то третий человек? — и снова рука красноречиво легла на рукоять. — Ну, хорошо, давай поиграем в твою игру. Вот есть он твой, незыблемый закон. Самый-пресамый незыблемый! И вдруг появился другой закон. Советников ведь тьма, каждый норовит лодку к своему причалу подвести. И эти законы один против другого стоит и жизни не дает. А оба они — незыблемые. Как быть? Или такая ситуация. Были в жизни людей одни обстоятельства. Придумали закон, чтобы решить проблему. А обстоятельства возьми, да и изменись.

Полуторарукий пират хитро прищурился.

— Вот был закон, чтобы Северный двор почитать… а тут ты, генерал, появился. С именем Го-Камеямы. Как же тут быть, если закон незыблемый?

«Ты смотри, каков демагог! — искренне восхитился Наполеон. — Не замечал я раньше за этим корсаром склонности к теоретизированию».

— Значит, считаешь, неправильно устроено в Хакате? — теперь уже он посмотрел на долговязого командира с прищуром.

— Неправильно, — твердо кивнул Мита. — Слишком много людей. Слишком много болтают и мало делают. Мало воли. Особенно, перед лицом опасности. А закон… Закон должен служить воле правящих. И никакой незыблемости. Чтобы всё в городе или стране хорошо и слаженно работало. Чтобы ни лишние люди, ни лишние законы этой работе не мешали.

«Складно говорит, — невольно восхитился Наполеон. — Эффективное управление. Республиканское народовластие — оно только в теории хорошо выглядит. А на деле — всё вкривь и вкось. Я сам успел насмотреться…».

А пират, будто, услышал эти мысли.

— Ты ведь тоже так считаешь, — то ли спросил, то ли заявил он.

Наполеон ничего не ответил. Ждал. Уже слишком много было сказано. Мита Хаата подошел к грани, за которой оставалось сделать только прямое предложение. Или прямую просьбу о поддержке.

— Дурацкие советники! — вдруг легко рассмеялся командир ополчения. — Влезли же в голову! Меня заболтали, а я тебя заболтал. Я ведь зачем тебя позвал: будут ли для Хакаты еще ружья? Я слышал, ты уже их самураям и князьям раздаешь?

«Не шагнул за грань. Вплотную подошел — и тут же в тень. Он еще и осторожный».

Наполеон понял, что решающий разговор состоится когда-нибудь потом. Хитрый пират Мита: и себя не подставил, и сиятельному «Ли Чжонму» дал время всё обдумать.

«Ну, что ж, полковник, давай сменим тему» — улыбнулся про себя генерал.

— Не раздаю, а продаю. Самураи нового полка ружья покупают, и весьма за дорого. Ты знаешь, что некоторые из них купили оружие за цену в сорок раз выше, чем платит твой нелюбимый совет для твоих воинов?

Мита присвистнул.

— Так что цени это, полковник!

— Сиятельный, ты разговор-то в сторону не уводи, — ощерился пират, что у него, видимо, означало улыбку. — Я ведь тебя о другом спросил. Ополчению ружья нужны.

— Странный ты, Мита, человек. Сколько раз ругал наши ружья. Я сам слышал. И дымят, и заряжаются медленно. А теперь просишь.

— Я и сейчас так считаю, — командир хакатцев нисколько не смутился. — Ружья эти — ничто в сравнении с луком. Только вот настоящих лучников в моей банде и сотня с трудом наберется. С таким количеством войн, что ты устраиваешь, сиятельный, новых учить совсем некогда. А ружье даже в кривых руках способно врага убивать — я уже убедился. Даже в доспехе. Так что нужны ружья.

— А сколько у тебя уже есть?

— 183. Я к каждому по два бойца приставил: первый день один овладевает премудростью, второй день — другой.

— Хорошооо… — протянул Наполеон, пытаясь пристроить ситуацию к своим планам. — Сделаем так: завтра с Ноконошимы тебе пришлют сразу 17 ружей. Так сказать, для ровного счета. Конечно, если совет всё оплатит. Но старым низким расценкам.