Претендент на царство

Разве мог я чувствовать себя в безопасности в окружении новых мафиозных владельцев голицынского поместья, уже сведших в могилу Надежду Ловчеву, не отступившую перед их хищным натиском? Вот и объяснение, подумалось горько, фанерки на калитке палисада — «Дом НЕ продаётся!» Видимо, дочь выполняет последнюю волю усопшей.

III

Прирождённый мерзавец Семён Силкин…

Хотя отчего ему быть «прирождённым»? Ведь его мать Дарья Фёдоровна являла собой достойную, добропорядочную женщину, эталон сельской учительницы. Из тех, кого воспринимают подвижницами, особенно на ниве народного просвещения.

Мне вспомнилось, как яростно спорил Вячеслав Счастливов, доказывая, что понятие прирождённости или врождённости, возникает не из родовых корней, а опосредственно, отражая знаковость поступков, которые диктуются эпохой, социальной средой, проще говоря, самим Временем! Я не очень-то с ним соглашался, утверждая известную формулу, приведённую Иваном Алексеевичем Буниным в «Окаянных днях», что дубина и икона — из одного дерева! Мы спорили долго, пока наконец не сошлись на той черте, которая многое объяснила, — на широко распространённой шаткости русской натуры. Эта смысловая подвижность, оправдательная вольница всегда и во всём доводит русского человека до крайности — или до святости, или до злодейства, а часто и до того, и до другого.

Наш спор на этом не закончился. Вячеслав, который тогда работал над очерком «Первый коммунар» — о деде Семёна Силкина, взялся разобраться в житейской конкретике матери-подвижницы и сына-отступника, чтобы убедительно выявить отсутствие врождённости в проявлениях добра и зла. Однако мне это не показалось доказуемым. Ну, ведь правда — из одного дерева и икона, и дубина, ан нет, выходило всё же, что именно Время совершает работу, решая каковы наши судьбы, каковыми нам быть…

Дарья Фёдоровна после войны оставалась единственной в Гольцах из рода Чесенковых. Её отец, Фёдор Филиппович, земский доктор, выпестовавший Гольцовскую больницу, после революции подвергался гонениям, в середине двадцатых годов был репрессирован, сослан на Соловки, где и погиб. По характеру она продолжала его линию: мягкая, жалостливая, а в своём подвижничестве — неутомимая. Кстати, полная противоположность собственной матери, Ольге Герасимовне Фионовой, так и не взявшей фамилию мужа, потому что доктор Чесенков постоянно был на подозрении у Советской власти как пособник контрреволюции, обвиняемый даже в гибели первого коммунара. Хотя Ольга Герасимовна оставалась всего лишь фельдшером, однако сумела наследовать Гольцовскую больницу после ареста мужа. Это произошло по той причине, что она публично и письменно отреклась от него. Похвальный поступок оценили органы ОГПУ и даже поощрили её — не стали возражать против её заочного обучения на медицинских курсах. В дальнейшем Ольга Герасимовна Фионова даже добилась правительственной награды — ордена «Знак Почёта».

Женщина целеустремлённая, неотступная, всегда знающая, что и ради чего необходимо делать, чтобы быть с теми, кто у власти и в силе. Её не волновали ни идейные, ни политические вопросы, тем более всяческие противоречия; она убеждённо подчинялась требованиям Времени, заботясь прежде всего о том, чтобы её дети — Дарья и Дмитрий, были на высоте положения, несмотря на соловецкое клеймо отца, на раскулачивание его старшего брата, Ивана Филипповича, сосланного вместе со всей многочисленной семьёй на Север, в необжитую тайгу.

Её неотступная лояльность властям отводила любые напасти. Но с повзрослевшими детьми ей не всегда было просто, особенно с сыном. Но он ей всё прощал. Отчего? А оттого, что мать вторично замуж не выходила, хотя предложений было немало. Она оставалась верной неуходящей памяти Хромого доктора. Так помнили в районе Фёдора Филипповича Чесенкова: за хромоту, но прежде всего за доброту, за ласковость, а главное за то, что он будто бы вылечивал от всех болезней. Эта народная легенда о Хромом докторе жива до сих пор.

Непреклонная и деспотичная Ольга Герасимовна Фионова своей властной рукой соединила судьбу дочери и комсомольского вожака Ивана Силкина, сына первого коммунара, рождённого после его гибели ссыльной учительницей, эсеркой Ефросиньей Князевой. По силе воли, по идейным убеждениям, по неотступности в делах и поступках Ефросинья Князева, между прочим, превосходила твёрдокаменную Ольгу Фионову, в чём та не стеснялась в открытую признаваться. Судьба её была трагическая: ещё при жизни Ленина она была расстреляна — в 1922 году, после знаменитого эсеровского процесса. Двухлетнего сиротку Ивана Силкина взял к себе и воспитал одноногий коммунар по прозвищу Пушкарь — бессменный председатель Гольцовского сельского совета…