Претерпевшие до конца. Том 1

– Вранью о «казни» Государя я ни на йоту не верю! Ну, подумай сам! Откуда это известно? Из советских газет, в которых нет ни словца правды? Да я уважать себя не стану, если им хоть в чём поверю!

– Не очень-то веский аргумент, Степан Антоныч! – усмехнулся молодой врач и естествоиспытатель Бекетов.

– У тебя есть более веские, мой милый доктор?

– А я, Стёпа, не вижу ничего невозможного в расстреле Государя. Это логично и естественно для большевиков. Странно было бы, если б они этого не сделали!

– Я убеждён, что эта мерзкая клевета потребовалась, чтобы прикрыть факт побега Государя.

– Степан Антоныч, да у тебя, видать, везде разведка своя! Что, агентура донесла?

– Это здравый смысл и ничего больше!

– И где же теперь Государь? – прокашлял из угла Николка.

– С верными офицерами, разумеется!

– И не даёт о себе знать?

– Да Господи Боже! Я же объяснял! Они ждут нужного часа! Когда народ восстанет против ига, чтобы явить себя тогда и возглавить сопротивление! Выступить сейчас – загубить всё дело! Обнаружить себя – дать след большевикам и поставить под угрозу план!

– Тебе бы, Стёпа, романы писать, а не картины, – махнул рукой Серёжа.

– А я вообще сейчас ничего писать не хочу! Я на Дон поеду! За Россию сражаться!

– России больше пригодятся твои картины, нежели бессмысленная гибель, – заметил Бекетов.

– Гибель за Отечество бессмысленной не бывает! – громыхнул Степан. – И куда я попал, в самом деле! В компанию хороняк и нытиков! Ну, добро, добро! Вы здесь все к военному ремеслу не годны! Только в обозах вшей кормить! А я не могу в тылу сидеть! Мои прадеды с Ермаком Сибирь воевали! А я за холстами прятаться буду?!

– Уймись ты, Стёпа, ради Бога!

– А я, господа, тоже считаю, что Государь жив! – воскликнул Николка. – И Россия возродится! Только не так быстро, как Степан Антоныч полагает! Нужны годы… Страдания нужны… Искупление. Покаяние… И тогда жидовское иго…

– Потише, юноша! – нахмурился Бекетов.

– Зачем же тише? Вот! Здесь же всё сказано! – Саша схватил со шкафа книгу Нилуса «Близ есть при дверех», тираж которой, выпущенный в Лавре в самом конце Шестнадцатого года, был отправлен под нож ещё при Временном правительстве.

– Вы бы не размахивали таким раритетом, – посоветовал Бекетов. – А лучше бы вовсе зарыли где-нибудь в саду. За эту книжицу в Москве в комнату душ отправляют¹³!

– И миллионы платят за неё! – сказал Степан. – Если надумаете прятать эту улику, то я её сам куплю! Я большевиков не боюсь!

– Уймись, прошу тебя, – поморщился Серёжа. – И ты, Никол, в самом деле, спрячь подальше эту книгу. Это не тот повод, по которому стоит посещать подвалы ЧК.

– А у вас ничто не повод его посещать! – фыркнул Степан. – Но ничего, ничего! Скоро вы все поймёте, что я прав! Когда Государь во главе своего воинства войдёт в столицу…

– …и зазвонят все сорок сороков, возвещая благую весть…

– И зазвонят! Увидишь! Услышишь! И будешь посрамлён!

– Буду счастлив быть посрамлённым в этом случае. Я допускаю, что сопротивление большевикам ещё будет. Но Государь во главе полков… Это, Стёпа, прости, пустые грёзы.

– И как же тебе видится сопротивление, в таком случае?

– Как освободительная народная борьба.

– А дальше? Анархия?

– Скорее всего, период диктатуры.

– Ты что же предпочитаешь какого-то диктатора-генерала богопомазанному Государю?

– Не буду скрывать, я не могу назвать себя монархистом. Потому что для меня монархия не является каким-то абсолютом, – голос Серёжи зазвучал уверенно и спокойно. Это значило, что он оседлал любимого конька. Лидия любила слушать, когда муж говорил так. – Был в третьем веке до нашей эры такой мудрый китайский философ Мэн-Цзы. Он сформулировал концепцию гуманного управления, систему ценностей, обеспечивающую стране многовековое спокойное существование. В её основу Цзы положил формулу ценностей: «Самое ценное в стране – народ, затем – следует власть, а наименьшая ценность – правитель». Под властью Мэн-Цзы понимал организацию жизни и порядка в стране, под правильным правлением – когда народу живётся хорошо. Я считаю, что Цзы прав. И думаю, что причина нынешних наших бедствий, во многом, в том как раз и заключается, что шкала эта у нас была перевёрнута. Главной силой Империи была бюрократия, которая подмяла под себя даже Царя. А народ оставался на последних ролях. Так, вот, мне всё равно, как будет именоваться власть в России. Как будет именоваться новый строй. Я вообще, считаю, что все эти «измы» лишь вносят сумятицу в головы. Потому что дело неизмеримо важней политических доктрин! И я признаю любую власть, если увижу, что она ведёт к процветанию и благоденствию наш народ. Легитимность власти, на мой взгляд, заключается в благосостоянии и позитивном развитии народа.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что царская власть была нелегитимна?..

– Нет, не хочу. Потому что, несмотря на неправильность расстановки приоритетов, она всё же вела народ к преумножению его благосостояния.

– А если большевики тоже поведут?