А Ярославль уже зажимали красные в тиски. Всё ожесточённее бои становились. На пятый день восстания в коридоре гимназии Никиту окликнули. Оглянувшись, он увидел стремительно приближавшихся к нему двух подростков. Пригляделся и ахнул. Один – Трифонов-младший! Лицеист. Илюша, кажется? А за ним… За ним… Дыхание перехватило от неожиданности.
– Варвара Николавна, зачем вы здесь?!
Мужское платье на ней. Заметно великоватое для такой невелички. Кепка, под которой волосы надёжно упрятаны. Как есть мальчонка-подросток!
– Вы с ума сошли! Немедленно уходите домой оба!
– Некуда нам идти, – ответил Илюша. – У нас дом разрушило…
– Как так? – опешил Никита.
– Бомбой, – пояснил лицеист. – Полдома – как не бывало. У нас правда лишь стена обрушилась. Мамаша и остальные перебрались к друзьям. На окраины. Там спокойнее, не бомбят. А мы сбежали. Я Мишку искал, а никто не знает, где он. Вы не знаете?
– Нет, не знаю… – отозвался Громушкин. И солгал. Он прекрасно знал, что ещё накануне поручик Трифонов был смертельно ранен в бою. Но почему-то не повернулся язык сказать теперь об этом мальчугану. Повернулся к Варе:
– Варвара Николавна! Ну, его я ещё понимаю! Но вы! Взрослая девушка и…
– Простите, Никита Романыч, но я иначе не могла, – ответила Варя. – Не могла уехать на какую-то окраину, зная, что вы здесь… Не повидавшись… И потом я тоже имею право воевать!
– Только вас здесь не доставало! – вспылил Никита. – Война – это не игра! Неужели вы не понимаете?
– Хорошо! – вспыхнула Варя. – Я уйду, коли вы так!
Громушкин поспешно ухватил её за руку, ловя на себе любопытствующие взгляды проходящих и пробегавших мимо:
– Никуда вы не уйдёте. Кругом война. Кое-где на окраинах уже большевики. Идёмте со мной!
– Куда?
– В надёжное место. Поймите, я не могу допустить, чтобы вы сейчас были рядом со мной. Я должен думать о сражении, о подчинённых, а не о том, чтобы с вами не дай Бог что-нибудь не случилось! Если вы хотите помочь, то умоляю послушаться меня.
По поручению Перхурова Никита направлялся в расположенный за Волгой Толгский монастырь, ставший одной из ключевых баз восставших. Именно за его крепкими стенами решил он на время укрыть Варю. Конечно, давно минули те легендарные времена, когда монастыри были надёжной защитой для беглецов и беглянок, но и лучшей не найти, увы. По крайней мере, в отличие от Спасо-Преображенского, Казанского и иных монастырей, имеющих несчастье находиться в центре города, на него не падают бомбы.
Более шестисот лет возвышалась белокаменная обитель на левом берегу Волги, и стекались в неё паломники – поклониться явленной иконе Толгской Богородицы. А теперь ждали монахи разгрома. Провалится восстание, придут «товарищи» – и хуже татарского иго настанет.
В монастыре в роковые для города дни также не было тишины и покоя. Лишь вековые кедры и печальные лики икон сохраняли безмятежность, возвышаясь над суетою сего мира, над переменчивыми его волнами.
– Я вернусь за вами, Варвара Николавна. Что бы ни было, вернусь. Верьте мне!
– Я… верю! – блеснули слёзы в прежде весёлых, задорных глазах. И не удержалась Варя на сей раз. Всё-таки подалась рывком к нему и обхватила горячими руками за шею: – Я вас всегда-всегда ждать буду!
Оставив её на попечение монахов и исполнив поручение командира, Никита заспешил обратно. И внезапно обнаружил, что лицеист Илюша следует за ним по пятам.
– А вы, юноша, куда это собрались?
– А я не девчонка, чтобы вас слушаться, – гордо ответил мальчуган. – Я в добровольцы записаться хочу.
– Доброволец… А службу начинаешь с пререкания со старшими по званию, – усмехнулся Никита. – Идём уж. Будешь в моём распоряжении.
– Слушаюсь, господин капитан! – сразу просиял Илюша.
И что было делать с ним? Сражаться за Отечество, как брат – не святое ли желание? И мало ли таких как он мальчишек с первых часов наводнили гимназию, записываясь в армию? Это не обыватели окостеневшие и трясущиеся над своим добром. Чистые, звонкие мальчики, живущие идеалами. Но не мальчик ли Давид Голиафа сокрушил? Нельзя препятствовать проявлению лучшего в юных сердцах, иначе они оледенеют, до срока утратив идеалы.
Оставил мальчонку при себе. В военном деле ноль проку с него. Но шустёр, ловок. Да и всё спокойнее, чтобы под доглядом был. В последующие угарные дни доказал младший Трифонов, что к воинскому делу способен. Особенно, когда изловчался под ураганным обстрелом добираться до реки и приносить воду, которой город лишился после того, как большевики разбомбили водокачку. Теперь жадно пили мучимые жаждой люди добытую с риском для жизни волжскую воду, не смущаясь нефтяными разводами.
– Лицей горит! – Илюша расширившимися глазами смотрел на пугающее зарево.