Претерпевшие до конца. Том 1

Жить в Посаде приходилось впроголодь. Алексей Васильевич учительствовал в гимназии, где на старости лет вынужден был работать и легендарный Лев Тихомиров, из народовольцев переродившийся в вернейшего рыцаря монархии… Иссохший старец с колючим взором, с тяжёлой тростью, стук которой слышался издали, он ни с кем не разговаривал и лишь болезненно морщился, когда мальчишки дразнили его вслед «карлом марксом».

Преподавательская деятельность в условиях победившего большевизма стала делом крайне тяжёлым, но ведь надо же было кормить семью. В Посаде эту задачу все решали по-разному. Кто-то тачал башмаки, как в былое время Лидия, а теперь научившаяся у неё Марочка. Кто-то вязал носки, как один из родичей князей Голицыных. Марочка к тому занималась и врачебной практикой, успевая притом обиходить осиротевших детей.

Трудно сказать, как пошла жизнь, если бы её не было рядом. Есть люди, обладающие завидным даром всегда оказываться в нужное время в нужном месте и, оказавшись, делать и говорить ровно то, что нужно. Марочка была как раз таким человеком. Ещё при жизни Сонюшки весь дом уже держался исключительно на её плечах. А после и подавно.

Месяцы, прошедшие со смерти Сони, ещё больше сблизили Надёжина с Марочкой. Сблизили воспоминаниями о дорогой ушедшей, долгими разговорами о ней… Да и после Сони был ли разве иной человек, столь близкий, всё понимающий?

Правда, допустил Алексей Васильевич однажды бестактность в отношении этой чудной женщины. Дёрнул лукавый тем вечером крепко посидеть в хорошей компании… Обычно Надёжин не позволял себе подобного, но тут одолела тоска, да и повод был уважительный – отмечали рождение сына одного посадского знакомца. И не то чтобы сильно нетрезв с того стал, а так, навеселе, но хватило, чтобы глупость брякнуть.

Вернувшись заполночь, Алексей Васильевич обнаружил, что Марочка ещё не ложилась. Она сидела в гостиной, ничем не занятая, и медленно перебирала чётки.

– Отчего вы не спите, Марочка?

– Я ждала вас.

– Зачем?

Марочка пожала плечами:

– Вдруг бы вам что-то понадобилось…

– Так жёны мужей обычно ждут…

– Не знала об этом, – она поднялась с явным намерением уйти, но Надёжин удержал её:

– Простите… Я давно хотел поговорить с вами.

– Вы, Алексей Васильевич, уверены, что сейчас лучший момент для разговора?

– Момент, скорее всего, худший, но другого не будет… Сядьте, Марочка, пожалуйста…

Она опустилась на край стула, положила сжатые кулачки на сомкнутые колени – словно институтка. Смотрела открыто, не отводя взгляда.

– Мы с вами живём под одной крышей, вы заботитесь обо мне, воспитываете моих детей… Я подумал, было бы честно… – слова с трудом шли на язык, и Надёжин всё больше нервничал. – Я уверен, что Соня бы благословила нас… Одним словом… Одним словом…

Марочка предостерегающе подняла руку:

– Не надо, Алексей Васильевич, не продолжайте! Бога ради… У меня нет человека более дорогого, чем вы. И ваших детей я люблю, как родных. Но женой вам я не стану.

– Почему?

– Причин несколько. Во-первых, я не хочу, чтобы дети видели во мне мачеху. Тем более, что в браке у нас могут родиться свои, а я не поручусь, что смогу быть столь искусной, чтобы не подавать повода к ревности. Это разрушит мир в нашем доме. Я этого не хочу. Во-вторых, вы ведь не любите меня, правда? Просто вам сейчас очень трудно без Сони, вы не знаете, чем заполнить пустоту в своём сердце. Но я не смогу заполнить её. Соню вам не сможет заменить никто… Значит, выйдет между нами ложь. А этого я тоже не хочу. Я слишком дорожу нашим нынешним, чтобы ставить его под угрозу. Не будем пытаться изменять Господних путей собственными желаниями.

От этих спокойных, рассудительных слов вышел дурман из головы. Надёжину стало совестно. Подойдя к Марочке, он осторожно взял её прохладную руку в свои, сказал виновато:

– Простите меня. Вы правы, конечно… Я не должен был и начинать этого разговора. Забудьте…

– Уже забыла, коли вы так хотите.

Тем и кончилось всё… Миновала весна, закончились занятия в школе. Летом Алексей Васильевич решил показать детям ещё уцелевшие окрестные святыни. Отправились пешком в паломничество. Посетили сперва монастырь Вифанию, скиты Черниговский и Киновию, затем – знаменитый Гефсиманский, где жил некогда прозорливый старец Варнава.

Гефсиманский скит был окружен сплошь лесом, под тёмными сводами которого одиноко светлел розовато-белый храм XVIII столетия. Если и была «польза» во всех ужасах последних лет, то заключалась она в том духе, который заключался теперь в церковных стенах. Здесь не осталось ничего наносного, мирского, суетного, ничего от духа времени, века сего. Остались лишь подлинные служители Христовы, подлинные верующие – не по праздникам для порядка, а всей душой. Оттого хрустально чист стал храмовый воздух, и особенно сильна молитва в очищенных стенах.

Монахи, молодые иноки и древние старцы, схимники, мирские… Вот она, «Святая Русь», над сюжетом которой так долго мучился Нестеров! Эти бы лица все – да на холст! Пройдёт время, и только на холстах и фотокарточках сохранятся они…