Преторианец

– Когда придёт время, тебе всё же придётся сделать выбор. А вот у меня никакого выбора не будет. Мне придётся постараться и успеть убить Агенобарба, прежде чем он убьёт меня. – Он снова посмотрел в глаза Катону, прямо в глаза, и в его взгляде не было ни следа застенчивости или смущения. – Уверен, что мы ещё встретимся, преторианец. Значит, до встречи.

Он снова спрятал руки за спиной и быстро пошёл прочь, поспешно ступая своими короткими и толстыми ногами, стараясь нагнать своего наставника и сводного брата. Когда стук шагов стих, Макрон повернулся к Катону, надул щёки и шумно выдохнул.

– Фу-у-у! Какой странный малый этот Британик! Прямо-таки старик в теле мальчишки. Никогда таких не встречал.

Катон кивнул. Было в этом мальчике что-то очень тревожащее. Что-то такое, от чего у Катона прошла по спине волна ледяного холода. Внешне он являл собой образец безжалостности и расчётливости, и у Катона не было ни малейших сомнений в том, что именно Британик имел в виду, говоря об убийстве Нерона, когда настанет нужный момент. Но у этого ребёнка будут и сторонники – люди вроде Нарцисса, кто желает обеспечить сохранение своего положения после того, как Клавдий уйдёт в мир теней. Однако Катон отлично понимал, что императорскому советнику придётся иметь дело с мальчиком-императором, обладающим гораздо более мощным интеллектом, нежели нынешний цезарь. Британик, вероятно, станет его послушным орудием. Но каким именно орудием? Что он за человек? Катон был в затруднении. В том, что говорил Эвраилей, имелось зерно истины. Интеллект, учёность, начитанность – это одно. Однако без содействия мудрости и умения поставить себя на место другого это может привести к жестокой тирании, основанной на капризах, на субъективных суждениях и мотивациях, а это ничуть не менее разрушительно для Рима, чем безумие Калигулы. Даже в своём теперешнем возрасте Британик уже был силой, с которой следовало считаться.

– А что ты думаешь по поводу второго, Нерона? – спросил Макрон.

– Кажется, он довольно безвредный. Вроде как немного витает в эмпиреях, но сердце у него как будто доброе.

– И мне так показалось. И он пользуется популярностью в преторианской гвардии.

– Да. – Катон уже понял, что Нерон легко нравится людям, есть в нём некий шарм. В предстоящей неизбежной борьбе за престол это будет значительным преимуществом перед более умным и интеллигентным, но обладающим холодным умом сводным братом. У Катона стало тяжело на сердце, как будто свинцовый груз на него давил. Эти мальчишки, ни тот, ни другой, совершенно не были готовы к тому, чтобы наследовать императору. Пройдёт ещё несколько лет, прежде чем они наберутся хоть какого-то опыта, чтобы править с умом. И по этой причине необходимо, чтобы Клавдий прожил достаточно долго и чтобы порядок и стабильность, достигнутые при его правлении, никак не нарушались. Если Рим попадёт в руки одного из этих мальчиков, то столкнётся с трудностями и опасностями, как во времена, когда орды варваров угрожали империи со всех сторон, выжидая лишь удобного момента для нападения.

Глава девятая

За день до начала игр, посвящённых годовщине восшествия Клавдия на престол, началась подготовка к ним. Временная арена уже несколько дней сооружалась на плацу перед лагерем. Когда же рабочие наконец сложили свои инструменты и ушли, одна из когорт преторианцев получила приказ покрасить деревянные трибуны и украсить императорскую ложу гирляндами свежих дубовых листьев. Над местами для зрителей в императорской ложе был натянут огромный пурпурный тент, призванный защитить императора и его семью от солнца, ветра и дождя. На передней стене ложи преторианцы, обладавшие несколько большими художественными талантами, нежели остальные, нарисовали огромную фреску, изображающую Клавдия, восславляемого гвардейцами в день, когда он стал императором. Другая фреска изображала императора, раздающего золотые монеты солдатам гвардии, чтобы напомнить им о той особой признательности, которую он испытывает по отношению к преторианцам, и о верности, которую они обязаны демонстрировать взамен.

К вечеру двадцать пятого дня января всё было готово. Арена была достаточно большой, чтобы разместить за низкой стенкой всех солдат, что были в лагере. Напротив императорской ложи располагались широкие входные ворота для участников игр, а по сторонам – две калитки поуже, для выхода и выноса раненых или убитых. Сама арена была посыпана свежим песком, равно как и весь плац. В здании штаба все залы и галереи под колоннадами были уставлены столами и скамейками для последующего вечернего празднества. В лагерь уже прибыли из ближайших пригородов фургоны, гружённые хлебом, копчёным мясом, сыром, фруктами и вином; их содержимое уже выгружали и разносили по кладовым под бдительным присмотром младших командиров, следивших, чтобы никто ничего не стащил.