Преторианцы

Как только все когорты выстроились перед конным Септимием Севером, легионы окружили их. Страх обуял преторианцев, они уже представляли, как с минуты на минуты легионеры бросятся их уничтожать, но император не отдал такой приказ.

Он объявил преторианцам, что отныне они более не могут именоваться императорской гвардией. Вместо того, чтобы защищать Дидия Юлиана до последнего человека, они предали его и с легкостью пошли на переговоры. Это позор для воина, бесчестье на всю оставшуюся жизнь. С такой трусливой, подлой гвардией Септимий Север не хотел иметь никакого дела. Но император не хотел проливать римскую кровь и начинать правление с массовых казней, поэтому он обещал всем преторианцам, сдавшим свои церемониальные кинжалы, а конным гвардейцам – своих коней, полную свободу и жизнь. Вот только они навсегда лишались возможности служить в гвардии.

Ливия оставалась у ворот до сумерек в надежде, что появится Александр. Нола предположила, что хозяин мог вернуться и через другие ворота. Обе женщины пошли к дому. Ливия быстро уставала и все время держалась за слегка округлившийся живот. Нола ее поддерживала. Ливия поняла, что беременна, через недели две после отъезда Александра и все время представляла, как она встретит его и скажет об их радости. Но муж не писал, не давал вообще о себе никаких вестей. Ливия беспокоилась, плакала, боясь, что его убили, Нола утешала ее, собирая по всему Риму известия о том, что происходит на севере Италии, а потом и за городскими воротами. Ливия боялась войны и осады Рима, но, к счастью, этого не произошло.

Они вернулись домой. Пирамида Цестия возвышалась над их домом мощной громадой, а над ее конусом ярко горели июньские звезды. Дом был пуст. Ливия села на порог и стала смотреть на звезды. Нола принесла одеяло и на всякий случай укрыла госпожу.

«Где-то там живут боги», – подумала Ливия и мысленно попросила всех существующих богов помочь ее Александру вернуться домой.

Вдруг из темноты выросла фигура незнакомого мужчины в дорожном плаще.

– Это и есть пирамида Цестия? – спросил он.

Ливия кивнула.

– А в этом доме, рядом с пирамидой, не живет ли некая Ливия?

– Да, это я! – ответила Ливия, и сердце ее сильно забилось.

– Как хорошо, что я так быстро нашел этот дом. Я ведь всего второй раз в жизни попал в Рим! – с радостью проговорил незнакомец. – Ливия, твой муж Александр шлет тебе привет!

– Где он? За городом? – воскликнула Ливия и поднялась, с надеждой глядя на незнакомца.

– Нет, уважаемая госпожа! Он теперь далеко.

– Насколько далеко?

– На пути в Эфес. Путь неблизкий!

– Но что ему там делать?

– Император Септимий Север послал Александра в Эфес, чтобы он сообщал ему, какая там обстановка. Грядет новая война, госпожа! Песценний Нигер идет на Византий, у него много войск – восточные легионы, армии подвластных восточных царьков, ополчения азиатских городов. Римский наместник Азии Азеллий Эмилиан главная опора Нигера. А он как раз в Эфесе сидит.

– Когда же Александр вернется?

– Только боги знают! Он теперь служит Септимию Северу, и император ценит его. Наверное, ему придется задержаться, пока Эфес в руках мятежника Нигера. Но ты не печалься, Ливия, Александр сказал, что очень по тебе скучает и любит, и обязательно вернется!

– А он не написал мне письмо?

– Написал, да я его потерял, госпожа. Точнее, не потерял – на меня напали разжалованные преторианцы, которых выгнали из Рима. Их было шесть человек – пьяные, злые, клянущие судьбу и императора, они шли по Фламиниевой дороге и нападали на многих путников. У меня отняли сумку – там были деньги и письмо. Но Александр словно предугадал, что письмо может и не дойти до тебя, поэтому на словах передал, как бесконечно любит тебя, Ливия.

С того дня Ливия каждый день выходила на крыльцо, садилась и смотрела на звезды, ожидая, что, может быть, вот точно так же появится еще один посланец от Александра. Звезды мерцали, иногда прячась за грозовые тучи, но потом снова небо становилось чистым. И Ливия, поглаживая жизнь, растущую в ее животе, подставляла лицо под мягкий серебряный свет звезд. Она думала об Александре и их будущем малыше, никакие тревоги, охватившие Рим, ее не волновали.