Превосходство Борна

— Ах, черт, не знаю даже! Работа пустяковая, но у меня был такой трудный год со всеми этими заварушками…

— Сколько же все-таки?

— А сколько тебя не разорит! Кто там знает, в какой ты сейчас ситуации, во всяком случае, прикидываю я, дядя Сэм не зачислил тебя на довольствие.

— У меня сейчас полный порядок!

— Ну что ж, тем лучше! Пятьсот будет как раз.

— Вызови такси, ладно?

— Придется долго ждать, да и неизвестно еще, появится ли вообще здесь такси или нет. Тут рядом мой внук с машиной, он и отвезет тебя куда надо. Он похож на меня, лишних вопросов не задает. Ты ведь торопишься, Дэвид, я чувствую. Идем, провожу тебя.

— Спасибо. Деньги я оставлю на столе.

— Хорошо.

Стоя спиной к Кактусу, Дэвид вынул деньги из кармана, отсчитал шесть банкнот по пятьсот долларов каждая и положил их на стол — туда, где потемнее: паспорта по тысяче долларов за штуку — это же просто подарок, но старый друг мог и обидеться, заметив, что Дэвид оставил намного больше названной им суммы.

За несколько кварталов от отеля, у забитого транспортом перекрестка Дэвид решил выйти из машины, дабы не компрометировать внука Кактуса. Юноша был студентом-старшекурсником, и, хотя не вызывало сомнений, что деда он обожает, очевидно было и другое: ему не хотелось бы иметь никакого отношения к занятиям старика.

— Пожалуй, здесь мы расстанемся, — сказал Дэвид, когда машина застряла в пробке. — Пройдусь немного пешком.

— Спасибо, — ответил молодой негр. Его голос звучал приятно и спокойно, в умных глазах читалось облегчение. — Я ценю это.

Уэбб посмотрел на него:

— Почему вы мне помогли? Предполагаю, что будущий юрист должен все время держать ухо востро с таким человеком, как Кактус.

— Вы не ошиблись. Но это замечательный старик, он очень много сделал для меня. Кроме того, сказал мне кое-что. Намекнул, что встреча с вами — большая удача для меня и что через много лет он, возможно, расскажет, кого я подвез в машине.

— Надеюсь, я смогу навестить вас снова значительно раньше и сам рассказать о себе. Удачей нашу встречу считать не стоит, но поведать вам одну историю, достойную того, чтобы ее описали в юридической литературе, я все же сумею. Всего доброго!

Вернувшись в номер, Дэвид пробежал глазами последний исписанный им листок, хотя мог бы и не делать этого: текст он знал наизусть. Это был список неотложных текущих дел. Согласно ему Уэбб должен был, в частности, отобрать немного одежды, упаковать ее в только что купленную сумку и избавиться от остальных вещей, включая пару пистолетов, которые он в ярости прихватил с собою из штата Мэн. Одно дело — разобрать оружие, завернуть в фольгу его детали и положить в чемодан, совсем другое — пронести его через пост электронной проверки. Пистолеты конечно же обнаружат. А сам он будет опознан.

Из этого вытекает, что ему надо будет сейчас незаметно выбросить в водосточный люк на улице и оружие в разобранном виде, и обоймы с патронами. А когда он окажется в Гонконге, то сможет купить все, что угодно: там этого добра навалом.

Кроме того, как ни тяжело ему это и мучительно, он обязан был заставить себя сесть и заново обдумать все, что было сказано Эдвардом Мак-Эллистером тем ранним вечером в штате Мэн. Все, что говорилось. Особое внимание следовало обратить на слова Мари, Что-то в той напряженной атмосфере недоверия и противостояния ускользнуло от Дэвида. Он чувствовал это, но что упустил, не знал.

Уэбб посмотрел на ручные часы. Было три часа тридцать семь минут. Время бежало быстро, усиливая с каждым часом то нервозное состояние, в котором он пребывал.

Он должен выдержать все, что ни выпадет на его долю!.. О Боже, где ты, Мари?

Конклин поставил стакан с имбирным пивом на грязную, всю в царапинах стойку бара в подозрительном заведении на Девятой улице. Он был его постоянным клиентом по одной простой причине: никто из его окружения — ни товарищи по работе, ни соседи по дому, о коих можно было бы, впрочем, и не упоминать, — никогда бы не решился войти сюда через эту грязную стеклянную дверь, и данное обстоятельство вызывало у него ощущение свободы. Здешние завсегдатаи принимали за своего этого калеку, который еще у входа снимал галстук и, хромая, шел к высокому стулу у разливного автомата в дальнем конце стойки, где всегда его ждал стакан, наполненный виски. Бармен, он же — владелец бара, не возражал против того, что Алексу звонили по телефону, установленному в древней, сохранившейся со старых времен будке, притулившейся к стене. Это и был его сверхсекретный телефон.

Вот и теперь аппарат зазвонил.

Конклин, хромая, проковылял к будке, вошел туда и, закрыв за собою дверь, снял трубку.

— Это «Тредстоун»? — поинтересовался мужской голос со странным акцентом.

— Нет, но я там бывал. А вы?

— Чего не было, того не было. Но я ознакомился с досье — на всех, кто был связан с той операцией.