Превосходство этажерок (СИ)

В итоге у срочно откомандированного во Францию с самыми широкими полномочиями Александра Михайловича ушло всего двое суток на преодоление почти двух с половиной тысяч километров не самого прямого пути до столицы Третьей республики. Загрузившиеся вместо бомб канистрами с дополнительным топливом целых шесть У-3Б вылетели ранним утром 19 ноября из Варшавы, чтобы уже к вечеру прибыть в Милан, совершив промежуточную посадку под Братиславой. Там пришлось оставить половину самолетов, слив остатки топлива на продолжившую путь троицу, что прибыла в Париж в полдень 21-го ноября. И еще целых два дня ушло у великого князя на то, чтобы добраться из столичного города по размочаленным и забитым всевозможным транспортом военным дорогам до Компьенского леса, в дебрях которого скрывался штабной железнодорожный вагон маршала Фердинанда Фоша. Так наряду с играющим свою собственную партию французским маршалом[1] и английским адмиралом Росслином Уимисом, представлявшим интересы всех англосаксов, командующий ИВВФ Российской империи стал соавтором окончательного перечня требований выдвигаемых по отношению к Германии для подписания перемирия. Чему союзники, судя по всему, были не сильно рады. Ведь им пришлось срочно, буквально на коленке, резать по живому заранее согласованный список своих предварительных требований к немцам, дабы выделить русским затребованную великим князем долю. Пусть основная часть немецкой армии провела всю войну на Западном фронте, именно на Восточном она терпела одно сокрушительное поражение за другим, что не единожды спасало Париж от неминуемого поражения. Да и немецкий флот русские потрепали ничуть не меньше англичан при несравнимых возможностях. Потому специально проигнорировать пожелания, каким-то чудом успевшей прибыть на мероприятие русской стороны, французам с англичанами оказалось невозможно. А, учитывая военно-морское прошлое Александра Михайловича, вопрос о месте временного содержания германского флота решился очень быстро. Так что массового затопления лучших немецких кораблей на английской военно-морской базе в Скапа-Флоу в данном, измененном, варианте хода истории не случилось. Все они были благополучно сопровождены в Рижский залив, где и оказались наглухо заперты срочно выставленными новыми минными заграждениями, да дежурными эсминцами вплоть до подписания мирного соглашения.

Именно согласованием этой проводки десятков кораблей с последующей организацией охраны, для которой пришлось привлечь вообще все боеспособные силы Балтийского флота, Александр Михайлович и добавил седых волос господам адмиралам. За что они на него несколько обиделись. Ведь кому могла понравиться постановка срочной задачи по проведению серьезной военно-морской операции, когда большая часть доступного флота уже с месяц как вмерзала во льды на главных базах. Тем более что из числа линкоров не представлялось возможным привлечь ни один корабль. А сопровождаемый максимум четверкой старых крейсеров «Рюрик» смотрелся бы на фоне десятка немецких дредноутов и полусотни кораблей всех прочих классов уж слишком неубедительно.

Но, что произошло, то произошло. Наиболее боеспособные силы Кайзерлихмарине отныне находились практически в руках российских моряков, а сам Александр Михайлович опрокидывал в себя рюмочку беленькой за здоровье тех, кто сделал это возможным. То есть за здоровье тех самых российских моряков. Правда почти все подводные лодки и товарные пароходы вытребовали себе англичане. Но то, скорее, смотрелось как кость, брошенная упустившему сочный кусок вырезки псу.

— Третий тост! — прервал размышления великого князя о недавнем прошлом Егор. — За тех, кого с нами нет! — Все мужчины вновь дружно поднялись и, не чокаясь, опустошили посуду. Да, победа далась большой кровью. По самым грубым предварительным подсчетам не менее шестисот тысяч российских солдат, моряков и офицеров положили свои жизни на алтарь победы. Впятеро больше прошли через госпитали. Из них примерно десятая часть стали инвалидами, и, зачастую, участь их была незавидна, ведь безногий крестьянин и безрукий рабочий не был нужен никому. Ни думающему о прибыли работодателю, ни живущей впроголодь семье.

Государство, конечно, назначало вдовам погибших и всем увечным воинам определенных размеров ежегодную пенсию, которую даже подняли вдвое, начиная с сентября 1916 года. Но, с учетом инфляции почти в 320%, и так невеликие деньги превращались в сущие крохи. Прожить на них даже одному человеку, даже ведущему постоянный полуголодный образ жизни, не представлялось возможным. Во всяком случае в городе, где, помимо затрат на еду и одежду, вдобавок требовалось снимать себе какой-нибудь угол. Что уж было говорить о семейных, что потеряли всякую возможность содержать своих детей!