Превращение Локоткова

Домой Локотков шел с удовлетворением, с чувством человека, целый день совершавшего полезную, нужную людям работу. Дай Бог, дай Бог… Что еще на сегодня? А, да, сходить в баньку, попариться вволю… Придя на квартиру, он сразу попросил у хозяйки коромысло и ведра, чтобы идти за водой. «Да ты умеешь ли ее таскать-то?» «Когда-то носил, может, и не забыл еще. Но дело ведь, помнится, нехитрое?» Надел хозяйкину телогрейку, и направился к стоящему в глубине улицы колодцу. Сидящие на скамейках бабки провожали его глазами, раскрыв рты: конечно, знали уже, что идет новый жилец Веры Даниловны. «По воду пошел, ли че ли?» — крикнула одна. «Нет, за дровами», — отозвался Валерий Львович. «Ох-хи-хи-хи-и!..» — закатилась она.

Балансировать коромыслом Локотков разучился, плечи были уже не так послушны и гибки, как в детстве, и вода плескалась на жидкую весеннюю тропу. Он изрядно намаялся, пока нес первые два ведра. Вылил их в колоду, посидел, отдыхая, в холодной бане, и пошел в другой раз. Когда тащил ведро вверх по звонко хрустящей цепи — кто-то прошел быстро мимо, сказал: «Здравствуйте!» молодым голосом. Локотков глянул вслед: черная кроличья шапка, куртка, синие тренировочные брюки, резиновые женские сапоги. «Это же шоферша! — догадался он. — Та самая, что везла меня в Рябинино на молоковозке». И забыл, разминая плечи перед новым рейдом с ведрами.

Вечером, перед тем, как отправлять жильца в баню, Вера Даниловна сбегала и привела соседа Петю, молодого курносого мужика. «За компанью, за компанью! Спину потереть, да што да… Одному-то с непривычки как следует и не вымыться, поди!» «Если честно, нынче и не собирался, вообще! — сопел сосед. — Разве за компанью, за знакомство — тогда, если честно, другое дело…»

Когда очумевший в душном пару, исшорканный мочалкой и исхлестанный веником Локотков вывалился в предбанник, его охватило блаженное состояние: свежий воздух, легкость в теле, в голове словно постреливают газировочные пузырьки. Он уже не смог бы припомнить, когда ходил в такую баню. «В городе не сбегаешь в такую, — рассуждал он, отдыхая на лавке в предбаннике. — Тем вообще нет многих удовольствий, которые можно получить от деревенской жизни. Не стоит ли и мне завести на склоне лет такую баньку, и учить тихонько ребятишек, ждать пенсии. Вот будет идиллия! Забыть все, на самом деле, и залечь, уснуть, уснуть здесь…» Он сладко зевнул и встал со скамейки.

Потом он сидел на табуретке в кухне, и вода скатывалась на пол с мокрых волос. Дышала и отдыхала намятая, размягченная кожа. Сосед Петя сидел тут же, поглядывая на хозяйку выжидательно и требовательно. Она, перехватив такие взоры, вынула из холодильника бутылку водки, поставила на стол. Сказала Валерию Львовичу: «На ваш счет, вы уж извините!» Он поморщился: ему совсем не хотелось менять ни настроения, ни сосотояния. Но сосед уже отколупывал пробку, лил в маленький стаканы, наматывая на вилку квашеную капусту: «Год не пей, два, три не пей, — а после бани укради, да выпей!» Локотков чокнулся, выцедил водку, и перевернул стаканчик вверх дном: «Я больше пас, мне хватит. А вы пейте, Петя, если хотите, не обращайте внимания». «А… как же…» «Да пустяки. Все равно уплачено, назад хода нет. Пускай будет — за знакомство». Сосед облегченно вздохнул, снова взялся за бутылку. Вера Даниловна от предложенного отказалась, и он выпил один. Доброе лицо его, мягкое после бани, все больше распускалось, становилось бесформенным, утрачивая резкость черт. Как все глупые люди, он пьянел быстро, и все рассказывал, как он служил на заставе в горной стране Памир. Потом стал уговаривать хозяйку, чтобы она позволила ему заколоть своего хряка, он все сделает быстро и чисто, у него лучшая паяльная лампа в селе. «Он у меня маленький еще, на осень куплен!» — отбивалась Вера Даниловна. «Если честно — это неважно! — наседал Петя. — Главное — точность вот этой руки!» — и он показывал большой кулак. Чтобы перебить ненужный разговор, Валерий Львович задал вопрос: «Скажите, что за девчушка у вас на молоковозке работает? Я с ней сюда ехал, а сегодня беру воду, гляжу — прошла, поздоровалась…» Сосед посмотрел на него, туго сморгнул: «На молоковозке Танька Ермачиха шоферит. У нее отец — Васька Палилко, ты его должен знать. Робит в мастерских… Девка мягкая, знать, ну — заедается, мелочь. Однако если честно, и если моя юность не раскололась бы, как орех, то я бы с Танькой па-аступи-ил!» «Пфу ты! — сплюнула хозяйка. — Туда же… Мало ли таких поступальщиков возле нее крутилось. И городские были, не тебе чета!» «Ла-адно… — равнодушно сказал Петро. — Мне бы со своей бабой управиться суметь…» «Вот то-то!»