Превращения Арсена Люпена

– Нисколько не загадочная, – ответила она. – Меня зовут Констанс Бейкфилд. Я еду в Монте-Карло к отцу, лорду Бейкфилду, который ждет меня, чтобы играть со мной в гольф. Во время, свободное от игры в обожаемый мною гольф, а также от занятий прочими физическими упражнениями, я пишу в газеты, чтобы зарабатывать себе на жизнь и сохранять независимость. Мое ремесло репортера позволяет мне получать из первых рук сведения обо всех известных людях – о государственных деятелях, генералах, директорах предприятий и аферистах, о великих художниках и знаменитых грабителях. А теперь, месье, прошу меня простить.

И, прикрыв лицо двумя концами шали, она опустила белокурую голову на подушку, накинула на себя плед и вытянула ноги вдоль сиденья.

Рауль, вздрогнувший от нажима, с каким она произнесла слово «грабитель», сказал еще несколько фраз, однако без толку: он точно наткнулся на запертую дверь. Ему оставалось лишь умолкнуть и ждать возможности взять реванш.

Слегка удрученный разговором, он молча сидел в углу, хотя в глубине души все же ликовал и был исполнен надежды. Прелестное создание, причудливое и чарующее, загадочное и такое искреннее! А какая поразительная наблюдательность!

Как она быстро разгадала его! Как быстро вычислила мелкие промахи, которые из-за презрения к опасности он иногда позволял себе допускать! Как, например, эти два инициала…

Схватив шляпу, он выдрал шелковую подкладку, вышел в коридор и выбросил ее в окно. Затем вернулся, обложился двумя подушками и беззаботно задремал.

Жизнь являла ему все свое очарование. Он молод. Его портмоне распухло от легко заработанных банкнот. Двадцать вполне осуществимых и доходных проектов будоражили его изобретательный мозг. А завтра утром его ожидало волнующее и упоительное зрелище пробуждающейся ото сна молодой женщины.

И он с удовольствием представлял его себе. В полудреме ему чудились прекрасные голубые глаза цвета неба… Странно, но они постепенно приобретали совершенно неожиданные оттенки и в конце концов стали зелеными, цвета морских волн. Он уже толком не знал, кому принадлежали эти глаза, смотревшие на него сквозь полумрак, – англичанке или парижанке. Девушка из Парижа мило улыбалась. Ему стало казаться, что это она спит сейчас напротив него, и – с улыбкой на губах и с чистой совестью – он тоже заснул.

Сны человека, чья совесть чиста, а отношения с собственным желудком вполне дружественные, всегда сладки, ему не мешает даже обычная для железнодорожных вагонов тряска. Рауль блаженно парил в туманном краю, где сияли голубые и зеленые глаза, и путешествие проходило столь приятно, что он, забыв об осторожности, не выставил рядом с собой в карауле, как он обычно делал, некую частицу своего разума.

Это была его первая ошибка. В поезде всегда надо держать ухо востро, особенно когда он полупустой. И он не услышал ни как открылась дверь с окошком, через которую по сцепке можно было пройти из соседнего вагона (вагона номер четыре), ни как три личности в масках и длинных серых балахонах остановились перед его купе.

А вот и его вторая ошибка: он не занавесил маленькую лампочку над сиденьем. Если бы он прикрыл ее шторкой, то незнакомцам для исполнения своего зловещего замысла пришлось бы зажечь свет и Рауль немедленно проснулся.

Словом, он ничего не услышал и ничего не увидел. Один из субъектов, с револьвером в руке, остался сторожить в коридоре. Двое других, обменявшись знаками, поделили между собой жертв и вытащили из карманов кастеты. Один ударил первого путешественника, другой – того, кто спал под пледом.

Приказ о нападении был отдан шепотом, но, как бы тихо он ни прозвучал, Рауль его услышал, проснулся и мгновенно резко выпрямил руки и ноги. Но отразить удар опоздал. Кастет обрушился ему на голову и оглушил его. Он успел лишь почувствовать, как чьи-то руки схватили его за горло, и заметить, как промелькнувшая перед ним тень бросилась на мисс Бейкфилд.

А затем его накрыла тьма, густой мрак, где, потеряв под собой опору, подобно человеку, идущему ко дну, он испытывал только смутные и неприятные ощущения, постепенно поднимавшиеся на поверхность сознания и помогавшие ему восстанавливать события во всей их реальности. Его связали, быстро засунули в рот кляп, замотали голову грубой тканью. И забрали у него деньги.

– Ловко проделано, – прошептал голос. – Но это лишь закуска. Ты связал того, другого?

– Надеюсь, удар оглушил его.

Но, судя по всему, дело обстояло не совсем так: второй путешественник совершенно не хотел, чтобы его связывали. Он, бранясь, пытался ударить нападавших и вообще, сотрясая сиденье, яростно сопротивлялся… а потом раздались крики… женские крики…

– Черт возьми, вот стерва! – глухо воскликнул голос. – Она царапается… кусается… Скажи, ты ее узнал?

– Черт, это ты должен сказать.

– Давай я прежде заставлю ее замолчать!