Превращения Арсена Люпена

– Человек, карауливший лошадей, заснул, а тем временем подпруги и поводья подрезали. В такой ситуации невозможно пускаться в погоню.

Рауль не смог сдержать смех:

– Черт! Вот противник, достойный вас.

– Настоящий виртуоз, месье. У меня была возможность подробно изучить дело Арсена Люпена, когда тот схлестнулся с Ганимаром. Так, доложу я вам, сегодня ночью всё провернули с не меньшей ловкостью.

– Это катастрофа, – безжалостно повторил Рауль. – Ибо, думаю, вы рассчитывали, что произведенный арест положительно повлияет на ваше будущее?

– Бесспорно, – ответил Марескаль; обескураженный неудачей, он разоткровенничался: – У меня могущественные враги в министерстве, и задержание этой женщины, так сказать, по горячим следам сослужило бы мне отличную службу. Да вы сами подумайте! Какую известность могло бы принять дело! Преступница, переодетая мужчиной, молодая, хорошенькая – настоящий скандал… Я бы все время оставался в центре внимания. К тому же…

Марескаль умолк, охваченный минутным сомнением. Но бывают ситуации, когда никакие резоны не помешают вам говорить и изливать все, что накопилось в глубине души, даже если потом вы об этом пожалеете. И он продолжил:

– К тому же это удваивало, утраивало значение победы, которую я одержал на территории противника!..

– Двойная победа? – с восхищением произнес Рауль.

– Да, и окончательная.

– Окончательная?

– Разумеется, ведь никто больше не сможет забрать ее у меня. Речь-то идет о покойнице.

– Вы говорите о молодой англичанке?

– Да, о молодой англичанке.

Не выходя из образа простачка, Рауль, сделав вид, что просто не может не восхищаться геройством своего визави, спросил:

– А нельзя ли чуть поподробнее?

– Почему бы и нет? Вы просто все узнаете двумя часами раньше, чем представители судебной власти…

Ошалевший от усталости, со спутанными мыслями, Марескаль имел неосторожность, вопреки своим привычкам, разболтаться как мальчишка. Наклонившись к Раулю, он спросил его:

– А вам ведомо, кем была эта англичанка?

– Так вы ее все же знали, господин комиссар?

– Еще бы мне ее не знать! Мы даже были добрыми друзьями. Полгода я жил в ее тени, подкарауливал ее, искал против нее улики, которые никак не мог собрать воедино!..

– Против нее?

– Да, черт побери, против нее! Против леди Бейкфилд, дочери лорда Бейкфилда, пэра Англии и мультимиллионера, и одновременно грабительницы международного масштаба, гостиничной воровки и главы банды, которую она сколотила исключительно ради собственного удовольствия. И вот эта дилетантка разоблачила меня! Когда я говорил с ней, я чувствовал, что она смеется надо мной, что она уверена в своих силах. Да, она была воровкой, и я предупредил об этом свое начальство.

Мне никак не удавалось поймать ее, и вот вчера она чуть не оказалась у меня в руках. Швейцар в гостинице, которому мы платим, сообщил, что мисс Бейкфилд получила из Ниццы план виллы, которую она собралась ограбить, – виллы Б., как ее назвали в прилагавшемся письме. Она положила бумаги в свою кожаную сумочку вместе со связкой поддельных документов и отправилась на юг. За ней поехал и я. Там, думалось мне, я или схвачу ее на месте преступления, или заберу ее бумаги. Но мне не пришлось ждать так долго. Бандиты сами выдали мне ее.

– А сумочка?

– Она носила ее под одеждой и привязывала ремешком. А теперь она здесь, – горделиво произнес Марескаль, похлопав себя по поясу. – У меня достало времени лишь бегло просмотреть ее содержимое и увидеть неоспоримую улику, а именно – план виллы Б., где англичанка собственноручно написала синим карандашом дату: двадцать восьмое апреля. Двадцать восьмое апреля у нас послезавтра, и это среда.

Рауль ощутил разочарование. Его хорошенькая попутчица на один вечер – и вдруг воровка! Недовольство его усугублялось тем, что он не мог опровергнуть обвинение, подтверждавшееся столькими мелочами и, в частности, объяснявшее ясновидение англичанки во всем, что касалось его собственной особы. Будучи участницей международной банды грабителей, она, конечно, знала множество признаков и примет, которые помогли ей понять, что под обличьем Рауля де Лимези скрывается Арсен Люпен.

И разве нельзя поверить, что в минуту смерти ее слова – произнесенные с великим трудом признания и просьбы – адресовались именно Люпену: «Заберите бумаги… Пусть мой отец ничего не узнает…»

– Значит, господин комиссар, благородное семейство Бейкфилд считает ее своим позором?

– Ну, тут уж ничего не поделаешь! – вздохнул Марескаль.

– Вы не находите, что это очень печально? – продолжал Рауль. – Равно как и мысль выдать в руки правосудия молодую женщину, которая недавно сумела убежать от нас? Ведь она совсем юная, не так ли?

– Совсем юная и очень хорошенькая.

– И даже несмотря на это?..

– Месье, несмотря ни на что, несмотря на все возможные соображения, ничто и никогда не помешает мне исполнить свой долг.

Он произнес эти слова как человек, явно надеющийся быть вознагражденным за свои заслуги и вместе с тем стремящийся показать, что над всеми его чувствами довлеет профессиональный долг.